Страна, не заботящаяся о своих почвах, ставит под угрозу своё существование. Франклин Делано Рузвельт
Тень уже отброшена
Когда-то у нас часто по телевизору и по радио звучала песня «Хлеб – всему голова». Хорошая была песня, протяжно-величавая, с правильными словами. Сегодня её не услышишь. Это понятно: всему своё время, и никакая песня не может звучать постоянно в течение десятилетий. Сегодня вообще всё иначе, другие скорости и ритмы, а главное – другие запросы и другие смыслы.
Юрий ПЕСКОВ, советский государственный и промышленный деятель, генеральный директор завода «Ростсельмаш» (1978–1996), Герой Социалистического Труда, кандидат технических наук, профессор, академик Российской инженерной академии, академик Международной инженерной академии, лауреат Государственной премии РФ в области науки и техники, лауреат Национальной премии имени П.А. Столыпина, почётный гражданин Ростова-на-Дону, почётный гражданин Ростовской области, почётный гражданин г. Белая Калитва, почётный гражданин Азовского района
Вот о смыслах и хочу сказать. Эту песню мы пели тогда, когда нам не хватало своего хлеба, когда мы его покупали за рубежом. Теперь мы сами его продаём за рубеж с большим успехом – и песню эту забыли. Казалось бы, надо наоборот: вот сейчас бы нам её петь, а тогда бы помалкивать. Но нет, по жизни не так. Потому что тогда она поддерживала, разъясняла, воспитывала, мобилизовывала, а в 10-х годах XXI века мы ни в какой мобилизации и ни в каких разъяснениях по части производства зерна не нуждаемся. Тем более – с помощью песни. (Да и народ нынче петь перестал и песни слушать, но это отдельная тема и долгий разговор.)
Лет через сорок, однако, мы эту песню вспомним. Вспомним и запоём – и на этот раз отнюдь не величаво, но с безысходностью и унынием. И точно так же протяжно-уныло подхватят её в разных странах и континентах. Дружным будет наш планетарный хор, но каждый его участник станет мечтать этой дружбы лишиться, потому что будет она вынужденной.
Сколько это пение продлится – не знаю. Не предсказатель. Говорю лишь о том, что является результатом проверяемых научных расчётов и основано на цифрах, которые, в свою очередь, также могут быть проверены. Речь идёт о грядущем глобальном голоде или по крайней мере голоде в тех странах, где основу системы питания составляют злаковые культуры. И это не страшилка и не паникёрские настроения, это действительно наше будущее. Специалисты его видят, о нём предупреждают, но мир продолжает к нему нестись на всех парах. В мире пока что всё замечательно, а обычные люди-потребители, которых огромное большинство, вперёд не заглядывают.
Между тем это будущее уже отбросило свою тень. На Европу она ещё не легла, а по нашим городам поползла. Нам, жителям России, начинают сегодня продавать в магазинах хлеб из фуражного зерна 4–5-го класса, то есть зерна непродовольственного, ранее всегда предназначавшегося для скармливания животным. До сих пор разрешалось печь хлеб из зерна не ниже 4-го класса и к тому же с обязательным условием добавления в него зерна 3-го класса, так называемого ценного. 4-й – это предел, дальше уже нельзя. Нет, оказалось, что можно.
Почему так происходит? Потому что зерна нужного качества не хватает. (Выразимся точнее: перестало хватать.) Лучшее зерно идёт на экспорт, стране остаётся худшее. Людям деваться ведь некуда, хлеб в любом случае купят. Если совсем плохо станет – в запасе – 6-й класс. Открыто или исподволь, мы начинаем есть эрзац, а это очень плохо.
В подтверждение вот вам статистика: доля пшеницы 3-го класса в валовом сборе в России в 2012 году – 48,2 %, в 2013-м – 38,5 %, в 2014-м – 34,2 %, в 2015-м – 33,2 %, в 2016-м – 18,0 %. Это не снижение, это пикирование. 80 % муки, поступающей сейчас на наши хлебозаводы, – с пониженными хлебопекарными свойствами (данные НИИ хлебопекарной промышленности). То есть почти вся мука – некондиционная. А когда-то была кондиционная.
Но почему ж перестало хватать? И как нам добиться, чтобы опять хватало?
Две скорые беды человечества
Самый простой путь – запретить вывозить из страны высококачественное зерно. Не обсуждаем. К тому же эта мера лишь ненадолго продлит агонию.
Качество и количество получаемого зерна прямо зависят от качества и количества почвы. Качество и количество почвы зависят от человека. Человек распоряжается почвой неразумно. Бездумно. Преступно. Не говорю чего-то нового, это общеизвестно.
Что такое гумус, объяснять не надо, все учились в школе. Содержание гумуса в российских чернозёмах в конце XIX века доходило до 12 %, обычными были 8–9 %. Сегодняшний максимум – 5 % (в Ростовской области – 3,8 – 3,2 %, но есть и меньше 3 %). Но удручает не цифра сама по себе, а темпы её изменений. Они ускоряются. Мы имеем дело с геометрической прогрессией, и через 40–45 лет гумуса в почвах останется не более 1,5 %. (И это самый приятный сценарий, другие расчёты дают меньшую цифру.) Земля утратит способность рожать, и никакие минеральные удобрения уже не спасут. Куда их вносить? Во что?
Одновременно с процессом дегумификации (исчезновения гумуса) идёт процесс банальной эрозии. Вместе это – деградация почвы. Площадь разрушенных почвенных ресурсов в нашей стране продолжает расти, мы наблюдаем неуклонное и катастрофическое сокращение посевных площадей и терпим колоссальные убытки. Да, наблюдаем и терпим – потому что возможностей этому воспрепятствовать у нас нет.
Вторая беда – объективно совсем не беда, и сама по себе она не имеет отношения к сельскому хозяйству. И к России пока не имеет. Но перед человечеством проблема: размножаясь, оно требует всё больше пищи. Показывать динамику роста населения планеты с её экстраполяцией и обсуждать расчёты сроков кризиса здесь не буду, это тема для развёрнутой статьи. Скажу лишь только, что день, когда эти две беды соединятся в одной точке, недалёк, и многие из нас, ныне живущих, его увидят. И наступит вначале он в нашей стране.
А как там у них?
У них, как всегда, всё иначе. Почвы хуже, а урожаи лучше. Вот что писал мне фермер Пётр Петрович Хадеев (письмо от 31 марта 2017 года):
«…Многие страны мира для получения высоких урожаев культур ставку делают на минеральные удобрения. И получают урожай, например, зерновых культур, подсолнечника в два, три раза выше, чем получаем мы в России. Мне довелось в 1988 г. быть с делегацией АПК «Азов» в Югославии. Они тогда уже получали по 100–110 ц/га озимой пшеницы, применяя минеральные удобрения в 4–5 раз на гектар больше, чем мы в Азовском районе. Отсюда и урожаи у нас тогда были 30–35 ц/га зерновых, да и сейчас мы далеко не ушли. <…> Вопрос резкого повышения урожаев всех культур у нас в России не будет решён до тех пор, пока мы из производимых страной минеральных удобрений вносим всего около 10 %. Потому что минеральные удобрения по цене большинству сельхозников недоступны! И он большей частью приобретает мизер от того объёма, что нужно растению при высокой потребности для высокого урожая».
Да, именно минеральные удобрения в сочетании с пестицидами обеспечивают сегодня урожайность в сельском хозяйстве, и никаким голодом в высокоразвитых странах не пахнет. Это факт, из которого следует ясный вывод: всё прекрасно. Ну, нам, похоже, будет трудно – ну и что? Привыкли, не впервой. Снова начнём хлеб закупать. А слова «продовольственная безопасность» не будем произносить. Только и всего.
Это не есть хорошо, понятное дело, да все равно, если и пойдём по этому пути, то тоже остановимся. Через полсотни лет нам и заграница не поможет. Не станет в мире продавцов хлеба – и это горькая, но правда.
Не шучу.
Западная модель земледелия основана на интенсивной химизации, на неуклонном усилении эксплуатации природных ресурсов. Смею заявить (и это мнение многих специалистов, в том числе и американских): она себя исчерпала.
Nature, один из самых авторитетных в мире общенаучных журналов, в конце 2011 года публикует выводы исследований, проведённых Институтом окружающей среды Миннесотского университета. Вкратце эти выводы таковы: 1) качество современной сельхозпродукции слишком низкое; 2) ухудшение состояния окружающей среды очевидно; 3)необходимость переориентации мирового сельского хозяйства на экологически безопасную продукцию объективна; 4) отказ от применения химикатов и усилия по сохранению почвы крайне желательны.
Что это, если не крах доминирующей сегодня в мире системы земледелия? Но не думайте, что учёные открыли фермерам глаза. Учёные выдают тревожные сообщения обществу и правительствам, а фермеры и сами давно всё отлично видят и знают, однако законы рынка не позволяют им отказываться от прибыли. Гибкость рынка подсказывает выход: продукция дифференцируется. Некоторая её часть производится без химикатов и – как экологически чистая, безвредная – продаётся по ценам, малодоступным для массового потребителя.
Проблема не решена. В больших объёмах продукция без пестицидов, нитратов и пр. экономически невыгодна, поэтому её доля мизерна, и такой и останется.
Сельскохозяйственные земли продолжают ухудшаться, чрезмерное использование химикатов превращает их в гидропонику, в искусственную почву для теплиц. Знаете, что такое привыкание в медицинском смысле этого слова? Это когда при приёме лекарства для получения прежнего эффекта требуется всё большая доза. Человек, животное, растение – ко всему живому это относится. Чтоб только удержать уровень урожаев, приходится химизацию усиливать, а урожаи-то надо не удерживать, а повышать: население растёт… Вопрос: да неужели же нельзя не пичкать зерно отравой? Ответ: что написано на сигаретных пачках? «Курение убивает». Но сигареты продолжают выпускаться. Вот так и это, только гораздо хуже. Курить всё-таки можно бросить, а без еды не проживёшь.
Можно предположить дальнейшее. Мир разделится на две очень неравные части. Очень маленькая часть, богатые, будет есть безопасную пищу, огромная часть – ядовитую. Вероятность социальных взрывов, их силу и последствия пусть обсуждают социологи, политики и философы, а мы вернёмся к почве.
Приближаемся к главному. Две беды, о которых выше, – они и вправду общечеловеческие. Планетарные. Деградация почв идёт повсеместно. Наш земледелец мечтает о минеральных удобрениях, западный не хочет от них отказываться, а итог одинаков: и у нас, и во всём мире идёт процесс деградации почвенных ресурсов, причём его катастрофический характер делается всё явственней. И мы почему-то не отстаём, хотя степени химизации у них и у нас очень разные.
Но почему же мы не отстаём?
И вот главное
Прошу вас уяснить два тезиса, два принципиальных положения. Они легки для понимания, просто многие из вас, вероятно, с ними до сих пор были незнакомы.
Первое. Деградация почвы происходит в результате любой её эксплуатации. Это процесс естественный и неизбежный. Срок службы, если угодно. При эксплуатации нещадной (обилие химикатов, отсутствие отдыха) он короче, при эксплуатации щадящей – длиннее. Но ненамного. Рекордные урожаи – это всплеск. Жизнь человека – мгновение для природы, вдобавок мы легкомысленны, и поэтому нам кажется, что если сорок лет подряд всё замечательно, то это незыблемость, вечность. А это был всплеск, и новым поколениям историки рассказывают о цветущем крае на месте Сахары и о зелёной Гренландии, и на карте СССР Аральское море есть, а на сегодняшних картах Казахстана и Узбекистана его нет. И с почвами так же. Они могут деградировать на глазах одного поколения, а восстанавливаться будут (если мы их оставим в покое) в течение сотен лет. Но при сегодняшних потребностях и темпах этих сотен лет у человечества не имеется. Более того, мы уже опаздываем, мы уже в минусе. «Аларм», как говорят наши партнёры и конкуренты. Сегодняшнего количества обрабатываемых площадей уже недостаточно, чтобы прокормить население планеты. Сейчас (2018) на Земле живёт 7,6 млрд человек, при существующих технологиях сельхозпроизводства нам, жителям планеты, требуется как минимум 2,8 млрд гектаров нормальной почвы, а у нас осталось 1,5 млрд истощённой. А в 2030-м будет нужно 3,3 млрд, а в 2060-м – 3,8… Где их взять?
Негде их взять. Нет у нас под рукой запасной планеты.
Второе вытекает из первого. Минеральные удобрения – не панацея, не спасение, не решение отныне и навсегда. На исторической шкале это секундная подпитка, пик которой уже пройден. И вместе с ней – прошу внимания! – завершается огромный по времени этап развития человеческой цивилизации, когда мы могли для получения пищи удовлетворяться существующими природными ресурсами. Всё. Кончилось. Исчерпали.
Мы находимся сейчас на переломе, вот это необходимо осознать. На очередном, потому что в последние двести лет мы проживаем цепь различных переломов, серию качественных скачков, радикально изменяющих наш способ существования. И мы привыкаем к ним так быстро, что даже не успеваем удивиться. Приведу один пример (быть может, самый значимый, основной): всю историю человечества до XX века максимальная скорость передачи информации равнялась скорости бегущей лошади, и акт передачи мог быть только точечным – а теперь?
А теперь мы должны будем привыкнуть к новым путям получения пищи.
Это совсем не трудно и это более чем замечательно, надо лишь это принять.
Собственно говоря, придётся.
В последнее время всё чаще проскакивают сообщения о грядущем планетарном дефиците пресной воды, предрекают даже войны из-за неё, но о грядущем дефиците хлеба сообщений не услышишь. Почему? Потому что нехватка воды уже начинает ощущаться в развитых странах, а нехватка хлеба ощущается пока только в неразвитых. Мир эгоистичен, как ребёнок. Или бездумен, как русский мужик из пословицы: пока гром не грянет, не перекрестится. Но государственная власть не может, не должна уподобляться ни ребёнку, ни фольклорному персонажу. От государства требуется мудрость. А что такое мудрость? Это понимание того, что завтра будет иначе уже потому, что это завтра, а не сегодня. Диалектика, которую мы подзабыли: достигнув вершины развития, явление переходит в свою противоположность. Да, пока всё хорошо, но нужно помнить, что это действительно пока, что это только сейчас, и надо двигаться, чтобы изменения не застали нас врасплох. Если же мы полагаем, что так, как сегодня, будет всегда – завтрашний день, уж простите, ударит нас мордой об стол.
Что мы должны принять
Учёные живут не только в Америке. У нас тоже. И тоже думают о продовольственной проблеме, и тоже в глобальных масштабах. Но в отличие от американских коллег (и не только американских) они не ограничивают себя констатациями и рекомендациями. Возможно, потому, что наша жизнь держит нас в состоянии постоянной мобилизованности.
Скажу сразу: группой донских учёных, кандидатов и докторов в сотрудничестве с практиками сельского хозяйства разработана технология восстановления почвы – настолько мощная, что правильнее будет говорить не о восстановлении, а о создании. О создании новых чернозёмов.
Попыток восстанавливать почву было сделано множество – необходимость этого слишком очевидна – и они продолжаются, и среди них есть удачные, но то, что предложено нашей группой, превосходит их все на порядок. Или на несколько порядков. Это нечто в принципе иное. Биотехнология искусственного почвообразования – вот что это такое.
Аналогов этому проекту в мире сейчас нет. Думаю, что если они и появятся, то очень не скоро. По ряду оценок, наша разработка опережает современную сельскохозяйственную науку лет на сто.
Краткие сведения
1. Эта технология позволяет, например, получить без применения минеральных удобрений (то есть экологически чистый) урожай озимой пшеницы более 6 тонн на гектар. Для сравнения: урожайность озимой с применением минеральных удобрений в США – 2,6–3,5 т/га, в Канаде – 1,8–2,9 т/га, в Австралии – 2,1 т/га, в ЕС – 4,5–5,7 т/га. (Европа вынуждена прибегать к повышенным дозам минеральных удобрений из-за плохого качества почв и нехватки посевных площадей.)2. Время технологического действия (время образования искусственной почвы) – от двух-трёх месяцев до года. Напомню: почвообразование в природе совершается в среднем за 1000–3000 лет. То есть новая технология способна сжимать время более чем в 1000 раз.
3. Объём материала, находящегося в процессе искусственного почвообразования, не лимитируется, поэтому в каждой стране можно будет создавать столько качественных почвенных ресурсов, сколько потребуется.
4. Искусственно образованная почва служит не менее 150 лет, с периодическим качественным улучшением (коррекцией) каждые 5 лет.
5. Технология недорога и прибыльна. Её рентабельность по первичным расчётам – 115 %. Первичные расчёты всегда делаются с осторожностью; это значит, что на практике рентабельность будет выше.
Вот, собственно, и всё для знакомства. Дальнейшее – детали применения. Дьявол в них не прячется, скрытого подвоха при ближайшем рассмотрении (как это нередко бывает с заманчивыми идеями) не обнаруживается. Похоже на сказку, но в XIX веке сказкой был бы телевизор, а ежедневно привычный нам Интернет – чем-то таким, что слишком даже для сказки.
Сегодняшнее состояние разработок – «бери да делай». Не перечислить по пунктам, что можно сделать, так как в дальнейшем развитии-разветвлении это непредставимо. Сейчас можно определённо сказать лишь то, что потребность России в дешёвом и вместе с тем полноценном и биологически чистом продовольствии будет удовлетворена в полном объёме.
В конечном, глобальном варианте ясно видятся решение продовольственной проблемы всего человечества и поворот в способе существования земной цивилизации. Ключ к этому решению сейчас находится в наших руках, и какие конкретно двери и в какой последовательности он будет открывать – определяем мы.
Допустим, Российский фонд прямых инвестиций и страны-партнёры (в первую очередь члены БРИКС, ШОС, АТЭС) создают совместные инвестиционные фонды на трансфертной основе (Российско-китайский фонд, Российско-мексиканский фонд и т.д.). Деятельность каждого из этих фондов фокусируется на осуществлении проекта по искусственному почвообразованию в стране-участнице.
Можно иначе. Создаётся Российский фонд в рамках частно-государственного партнёрства, и проект реализуется на территории России. В этом случае наша страна получает безальтернативное лидерство на мировом рынке продовольствия (во-первых) и открывает для себя возможность создания принципиально нового мирового рынка – рынка почвенных ресурсов (во-вторых). Попутно создаётся ряд новых базовых отраслей, включая промышленный выпуск спецагротехнических средств для широкомасштабного производства искусственных почвенных ресурсов в АПК России и стран-партнёров.
Может быть и ещё иначе. Как изменится соотношение сил и их позиций в мире; как изменится шкала ценностей, больших и малых, этических и культурных; какие возникнут приоритеты, тенденции и интересы; как будут использованы высвободившиеся финансовые ресурсы – мы, учёные и практики сельского хозяйства и сельхозмашиностроения, не прогнозируем. Это под силу специально созданным институтам, отделам, службам, группам.
Лирическое отступление
Наверное, оно должно быть в начале или где-нибудь в середине. Но у меня получилось в конце. Думаю, это непринципиально. Важно сказать.
Три главные задачи в жизни были когда-то мною поставлены перед самим собой.
Первая – создать лучший в мире комбайн, наладить его выпуск. Эта задача была решена. «Дон-1500» выиграл соревнования на полях США, Канады и Австралии у знаменитого «Джона Дира», и фермеры этих стран стали отказываться от американских машин и покупать ростовские. Храню в своём архиве пухлые газеты на английском языке с репортажами об этих соревнованиях.
Вторая – вслед за комбайном сделать отличный трактор. И эта задача тоже решена – уже новым руководством «Ростсельмаша», но при моём участии во время реконструкции и строительства завода РСМ и других заводов объединения. Мы с заводом по-прежнему неразлучны.
Осталась третья. Формулирую её так: спасение русского чернозёма. Бесценного дара природы, которого мы по своей неумности, граничащей с варварством, рискуем безвозвратно лишиться.
Эта третья на самом деле объединяет в себе несколько задач, в том числе – или главным образом – обеспечение продовольственной безопасности России и доминирующего положения нашей страны на мировом зерновом рынке.
Решение этой задачи – моя лебединая песня. Этому посвящен остаток моей жизни. Это последнее, что мне нужно успеть сделать. И во мне не ослабевает твёрдое намерение приложить все силы, преодолеть все препятствия, чтобы успеть.
Признаюсь, долгое время не мог придумать, каким может быть конкретный способ решения. Знакомство с группой, разработавшей уникальную технологию почвообразования, вложило мне в руки рычаг. При этом задача спасения чернозёма с расширилась и приобрела общечеловеческий, планетарный масштаб – с укрепившейся верой в то, что она будет выполнена.
К сожалению, никто не знает, когда это случится. Усилия этих ребят напоминают мне историю Эйнштейна. Сто ведущих учёных мира, сто академиков написали письмо о своём несогласии с этой нелепой, возмутительной, недопустимой теорией относительности. Она опередила своё время (или их время?), и они не смогли её принять. И они все умерли, так её и не приняв и не захотев поверить доказательным экспериментам.
Исторический факт: французская Академия наук («Академия бессмертных») отказалась принимать к рассмотрению сообщения о метеоритах, потому что «камни с неба падать не могут».
Фонограф Эдисона был объявлен шарлатанством – ведь все же знают, что звуки хранить невозможно; и один темпераментный учёный даже растоптал его ногами в ярости от наглого обмана.
И той же академией было официально заявлено о невозможности создать летательный аппарат тяжелее воздуха, и идея такого аппарата была приравнена к идее вечного двигателя. Но сегодня мы летаем в космос.
Наш случай выглядит иным. Никто не говорит, что технология создания чернозёма если не блеф и надувательство, то ошибка и заблуждение, что её разработать нельзя. Напротив, все соглашаются, кивают. Но результат такой же, как и с Эйнштейном. Подозреваю, что на самом деле всё-таки не верят, а кивают потому, что нечего возразить.
20 лет или уже больше бьётся группа за то чтобы получить возможность доказать свою правоту путём промышленного опыта – испытания в полевых условиях. Группа хочет убедить наглядно: вот, посмотрите, это есть, это работает, мы это сделали! Дайте нам любые почвы, побольше всяких, дайте почвы наших партнёров – и убедитесь, и их убедите!
Бесполезно.
В 1990-х годах технология искусственного почвообразования была подтверждена экспертными заключениями Почвенного института имени Докучаева, Российской академии сельскохозяйственных наук, Московского государственного университета имени Ломоносова. Первое из них датировано 1994-м. С тех пор ничего не сдвинулось, не поменялось, только технология усовершенствовалась. (Ребята-то не сидят сложа руки.) В общем, всё как всегда у нас в России. И – опять же как всегда – информация о технологии стала просачиваться вовне. Разные люди о ней узнали. Время-то идёт. И появляются энергичные зарубежные интересанты, у которых новации не лежат бездвижно по два десятка лет – за эти годы уже сколько прибыли получить можно было! Вспоминается Жеглов из фильма «Место встречи изменить нельзя»: «Это же Клондайк! Эльдорадо!»
Да нет, это лучше Клондайка. Это возможность стратегического контроля. Здесь политические смыслы. Возраст у меня такой, что в голове сидят многие строчки из статей Ленина. Моё поколение на них росло. Тезисы, формулировки. Например, такая: «У кого хлебная карточка, у того и власть».
Но место встречи не изменить, а со стороны государства на встречу никто не приходит. «Эй! Эй! Ау!» – кричат разработчики. «Слышим, слышим!» – отвечает государство. Но не показывается.
А нужно всего ничего: полгода времени и некоторое количество денег. Затраты на эксперимент неощутимы в сравнении с многомиллионными и миллиардными тратами, которые мы сегодня делаем без оглядки на их окупаемость – в силу их необходимости, как мы её понимаем.
Вот схема необходимой экспертизы (с индивидуально выраженным спектром почв любой страны):
1. Отбор и подготовка образцов. Образцы почв и мягкой материнской породы могут отбираться с почвенного профиля генетического горизонта в пределах почвенного индивидуума или разных разрезов (почвенного горизонта). Образцы могут относиться к любым типам почв. Вес отдельных образцов почв или мягкой материнской породы – 1,3–1,5 кг.
2. Первый вариант задания: моделирование процессов воспроизводства почв. Образцы слаборазвитых почв, формирующихся на рыхлых почвообразующих породах, или/и сами рыхлые материнские породы (лёсс, морена глинистая и др.) будут трансформироваться в плодородную почвенную массу.
3. Второй вариант задания: моделирование процессов восстановления плодородия почв. Образцы деградированных почв будут преобразованы (трансформированы) в высокоплодородные почвы.
Всё. Проверяйте и изумляйтесь.
И нужно сразу после испытаний готовить постановление правительства по созданию совершенно нового материала мелиоранта и готовить необходимые мощности по его производству. Мы должны разработать и поставить на производство ряд машин, чтобы максимально использовать спецтехнологии при внесении мелиоранта в землю, и это делать придётся в сжатые сроки. И вот тут, конечно, потребуются немалые средства, но иначе будет невозможно противостоять угрозе вымирания человечества, угрозе совершенно реальной, потому что, ударив по детям, она отрежет нас от будущего. И это – наша главная задача сегодня в России.
Мне в моей жизни пришлось быть не только директором самого большого в мире сельхозмашиностроительного завода, но и заместителем министра тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР, и председателем комиссии ЦК КПСС по привилегиям, работать с людьми в интересах государства и с государством в интересах людей, и у меня есть свой взгляд на то, что должна делать власть. И на то, чего делать она ни в коем случае не должна.
Но что должны делать те, кто уже четверть века бьётся как рыба об лёд, чтобы государство согласилось принять у них уникальную прорывную технологию и чтобы планета смогла уберечься от грядущего голода? Они не в моей власти. И не во власти государства.
А время-то идет. Идет, идет – да и уйдет.
Для создания трех сантиметров плодородного слоя почвы природе необходимо 1000 лет, и если нынешние темпы деградации не замедлятся, то уже через 60 лет человечество может столкнуться с его исчезновением, заявила высокопоставленный чиновник Организации Объединенных Наций (ООН) Мария-Хелена Семедо. Около трети плодородных земель в мире уже разрушены.
Основными причинами, которые способствуют деградации почв, являются агротехнические технологии с применением химических обработок, массовая вырубка лесов, которая приводит к эрозии почв, и потепление климата. «Земля под нашими ногами слишком часто игнорируется политиками. Почва является основой жизни. 95 % нашей пищи дает нам земля», – делится своей озабоченностью г-жа Семедо.
Она утверждает, что если не будут приняты новые радикальные методы по предотвращению деградации почвы и влиянию на рост численности населения, то площадь пахотных земель и их продуктивность на душу населения к 2050 году будут составлять только четверть от показателей 1960 года. Скорость разрушения земель на данный момент эквивалентна поверхности 30 футбольных полей в минуту, то есть 121 га в минуту, основная причина – интенсивное и потребительское земледелие.
И постскриптум
Обидно и неправильно, что у нас так много говорят об ускорении внедрения передовых технологий, а на деле всё стоит и не движется, потому что люди, находящиеся на ответственных постах, не хотят рискнуть. Однако нового без риска просто не бывает.
Хотя какой тут риск? Никакого тут риска нет. Риск – это действие наудачу в надежде на счастливый исход. Можем рискнуть и приобрести, но можем и потерять, лишиться. Что выбрать – быть или не быть? Взвешиваем. Боязнь лишиться – единственное, что удерживает нас от риска (и что, собственно, делает риск риском). Но в нашем случае мы ничего не лишаемся. То, что мы приобретаем, несравнимо с затратами на проведение эксперимента. Как солнце и апельсин. И действуем мы не наудачу. И риска нет ещё и потому – повторяю в который раз – что выбор отсутствует. Выбора нет, прошу осознать это наших ученых и агрономов для принятия решения.
Президент России В.В. Путин говорит о необходимости сделать огромный скачок во внедрении передовых технологий, в ускорении роста производства и производительности труда. Мы предлагаем совершенно новую технологию производства в сельском хозяйстве, неотвратимо ведущую к позитивным, а в перспективе спасительным изменениям в жизни России и всей планеты, изменениям глобального, цивилизационного масштаба. Дайте нам возможность доказать и показать это на полях нашей необъятной Родины и любимой Ростовской области, на земле которой мы выросли и гордимся этим.
Сомнения длятся уже 20 лет – может быть, достаточно? Мы уверены в успехе и просим вашей поддержки.