Ростовский молодежный театр завершил сезон премьерой «Амадея»
Фото/Видео: Аркадий Будницкий
Этот спектакль поставил по одноименной пьесе британского драматурга Питера Шеффера режиссер из Санкт-Петербурга Александр Баргман.
У пьесы «Амадей» есть некоторое сходство со сценарием так полюбившегося нашим зрителям фильма «Движение вверх»: мало похоже на то, что в действительности происходило, многие прототипы не узнали бы себя в персонажах, якобы с них срисованных, однако в целом остроумно и увлекательно.
Питера Шеффера вдохновил на создание «Амадея» пушкинский шедевр «Моцарт и Сальери». В отличие от Пушкина Шеффер располагал довольно убедительными материалами, заставляющими усомниться в том, что Сальери был отравителем Моцарта. У Шеффера Сальери изничтожает Моцарта на протяжении ряда лет, но не ядом, а интригами. Он вовлекает в них влиятельных царедворцев.
Многие музыковеды убеждены, что не могло быть и этого, Моцарт и Сальери вполне мирно сосуществовали. Успех музыки Сальери у публики, который порой превосходил славу Моцарта, более стабильное и высокое положение Сальери при венском императорском дворе не давали ему повода для зависти к коллеге Вольфгангу Амадею.
На эти аргументы можно возразить, что и делает Шеффер. Ведь многим небесталанным, но дюжинным, каким и был Сальери, присутствие рядом недюжинного – как нож в сердце. А если этот недюжинный еще и не является образцом добродетели, но при этом почему-то одарен Творцом сверх меры, то зависть к гению переходит в вызов самому Творцу. Как допустил такую несправедливость?!
Сальери в исполнении Сергея Беланова временами похож на негоцианта (уверен, что заключил пожизненную сделку с Творцом: «Я тебе – усердный труд, соблюдение заповедей, занятия благотворительностью, ты мне – успех и покровительство сильных мира сего»), временами – на змея-искусителя. Это Сальери подкидывает Моцарту идею жениться без благословения отца, явно рассчитывая на то, что ничем хорошим для Амадея это не обернется. Это с его коварной подачи Моцарт приоткрывает в опере «Волшебная флейта» завесу над тайной масонского ритуала, не сознавая, какой опасной может оказаться творческая шалость.
«Я рад, что у тебя хороший аппетит, – тот, кто много ест, тот много испражняется, – нет, много гуляет, я хотел сказать». Это одна из типичных шуток Моцарта, пример его юмора, который исследователи жизни и творчества композитора называют «фекальным» или «туалетным». Шутка не из пьесы, из письма кузине. (В некоторых переводах вместо, возможно, смутившего вас глагола – еще более грубый синоним).
Зрителей, которым не известно об этой стороне многогранной натуры Моцарта, его первое появление на сцене может обескуражить. Ведь Амадей имитирует звуки естественных ветров человеческого организма и, предположив потребность невесты их выпустить, деликатно советует не стесняться. Наверно, сыграть этот эпизод, как и некоторые другие, не менее рискованные, можно было так, что реальный земной Моцарт выглядел бы темной изнанкой своей божественной и светоносной музыки. Евгений Овчинников в роли Амадея выбирает такие интонации, которые не допускают мыслей о двуликом гении. В одних случаях его Моцарт просто смотрит на мир глазами мудреца и ребенка, а все вещи называет их именами, в других эпатажные словечки Моцарта – словно дерзость мальчишки, не желающего играть по правилам, превращающим людей в марионеток, в деревянные болванки, украшенные париками.
Исторические приметы в ростовском «Амадее» довольно условны. Минимум декораций и реквизита. Лишь те предметы обстановки, без которых совсем уж не обойтись. Действие разворачивается не только на сцене, но и в проходах зрительного зала, на перилах зрительских лож (эффектно, но все же тревожно за исполнителей). Наконец, «Амадей» – это много прекрасной музыки: отрывки из сочинений Моцарта, подобранные при работе над пьесой самим драматургом, а также музыкальные иллюстрации, добавленные создателями спектакля.
У Шеффера вся история Амадея – это воспоминания выживающего из ума Сальери (возможно, вперемежку со старческими фантазиями). В самом финале он доходит до того, что провозглашает себя апостолом – покровителем посредственности.
Баргман ставит в своем спектакле точку раньше. Сальери приходит в дом Моцарта под маской черного человека, заказчика «Реквиема», вид которого еще прежде наполнил Амадея дурными предчувствиями, и Моцарт говорит, что умирает. Горевать об этом некогда. Надо завершить свое сочинение.
Не передать словами того спектра эмоций, который отражается на лице Сальери: Моцарт, изничтожение которого стало целью жизни Сальери, уходит навсегда… Сальери сам словно проваливается в пустоту. Его привычный мир рушится. Единственное, что остается от него – это музыка Моцарта.