Программа по улучшению жилищных условий участников войны три года назад, в очередной юбилей Победы, была у всех на устах. Сейчас о ней почти не слышно. Но на самом деле программа по–прежнему действует и неплохо финансируется из федерального бюджета.
Фото/Видео: Любовь Позднякова
Только в этом году на приобретение жилья для ветеранов был выделен почти миллиард рублей! Но несовершеннолетняя узница фашизма, инвалид Тамара Прокофьевна Калугина никак не может в нее вписаться. Не соответствует то одному требованию, то другому.
— В хуторе Сухой Пролетарского района мы с мужем жили с 1966 года, получается, почти полвека. Тогда же от своей организации — передвижной мехколонны — получили квартирку в доме на двух хозяев, —рассказывает Тамара Прокофьевна. — Работали так хорошо, что когда однажды собрались переехать в другой конец страны, начальство решило удержать мужа всеми возможными способами, вплоть до повышения зарплаты на двадцать рублей. Тогда это ведь была существенная прибавка! В общем, так мы и остались.
В период самой первой волны приватизации — в 1992 году — передвижная мехколонна решила передать жилье в собственность гражданам, но за определенную плату. Калугины долго не участвовали в этом процессе, пока им не сказали: «Вы у нас одни остались!» Внеся деньги, через какое–то время выяснили, что в БТИ они собственниками так и не значатся.
— Мне бы тогда махнуть на все рукой! Но, нет же, надо обязательно расставить точки над «i»! В суде доказала, что мы фактически купили квартиру и должны быть признаны собственниками! — продолжает Тамара Прокофьевна.
Когда три года назад из всех телевизоров страны только и говорили об улучшении жилищных условий участников Великой Отечественной, Тамара Прокофьевна, как приравненная к ним по статусу, тоже собрала необходимый пакет документов и отнесла в администрацию Суховского сельского поселения. Но в список тех, кому положена субсидия размером миллион рублей для приобретения благоустроенного жилья, ее не включили.
— Мне объяснили, что не подхожу по целому ряду требований:имею жилье в собственности, да еще большей общей площади, чем установленная в Пролетарском районе учетная норма. Нужно 10 квадратных метров на человека, а у нас с мужем на каждого — аж 23! К тому же — дом хоть и полувековой постройки, с печным отоплением, перебойным водоснабжением, протекающей кровлей, но вроде еще стоит и не валится! Когда нам отказали, конечно, расстроились, но вскоре перевернули эту страницу и стали жить дальше. А через год – беда: у мужа случился инсульт, — вздыхает Тамара Прокофьевна. — На хуторе стационара нет, только амбулатория. До райцентра — 70 километров, и количество коек для таких больных ограничено. С трудом все–таки его приняли. Пока лежал в больнице, вела полукочевой образ жизни. Ведь автобус из хутора идет в райцентр в 5 утра, а единственный обратный рейс — лишь в 17 часов. Вокзал представлял собой вагончик с четырьмя скамейками...
Взрослая дочь Тамары Прокофьевны и Петра Егоровича, оценив всю тяжесть ситуации — отсутствие в хуторе необходимой медпомощи, удаленность от райцентра и еще большую — от ее местожительства —Новочеркасска, предложила: «Перебирайтесь к нам! Мы как раз купили для сына полуподвальное помещение. В нем и будете жить. Все–таки город, да и мы рядом!»
Продав квартиру за деньги, на которые в городе купишь разве что сарай, налегке переехали в Новочеркасск.
— После того, как в 2010 году меня не включили в список на жилье, я решила, что он окончательно сформирован и программа будет завершена в ближайшее время. Но не так давно с удивлением узнала, что программа до сих пор действует.
Так как у нас в собственности уже нет никакого жилья и, соответственно, излишка площади, решила вновь попытать счастье и обратилась в администрацию Новочеркасска, — рассказывает Тамара Прокофьевна. — Но и оттуда пришел отказ. Ни в федеральную программу, дающую право на субсидию, ни в городскую кварточередь нас по–прежнему не могут включить, но теперь по другой причине: «в соответствии со статьей 53 Жилищного кодекса РФ, граждане, намеренно ухудшившие свои жилищные условия, в течение 5 лет не могут быть признаны нуждающимися в улучшении жилищных условий». Но ведь мы намеренно ничего не делали! Мы просто действовали так, как диктовали сложившиеся на тот момент тяжелые жизненные обстоятельства. Один юрист подсказал, что это можно попытаться доказать в суде... Вы не подумайте, родные нас не гонят из полуподвала и не попрекают. Но чем больше времени проходит, тем беспокойнее на душе. Как–то неуютно от мысли, что не имеем ничего своего и занимаем помещение, в котором должен был жить и, возможно, создавать семью внук.
Эта непростая ситуация — одна из десятков других, изначально не очень вписывавшихся в законодательство. До сих пор памятен ветеран из Зверево, оставивший одну квартиру любимой женщине, другую — сыну и все–таки добившийся права на новое жилье посредством месячного проживания в машине под стенами местной администрации и участия в программе «Пусть говорят».
В Шахтах в очередь не ставили участницу войны по причине, что при приватизации жилья просто по порыву сердца отказалась от своей доли в пользу невестки, оставшейся с двумя детьми на руках. После вмешательства «Нашего времени» старушку все–таки включили в программу, и она отметила новоселье.
Возможно, Калугиным тоже удастся вырваться из замкнутого круга и убедить суд в бескорыстности своих действий. В противном случае пять лет ожидания «реабилитации» — слишком большой срок для 76–летней узницы фашизма и 81–летнего труженика тыла.