Николай Иванович Феоктистов родился 1 декабря 1918 года в деревне Гартовка Вязовского района Саратовской области. C первых до последних дней войны служил в разведке. Кавалер орденов Красного Знамени, Отечественной войны, Красной Звезды, Славы III степени, имеет другие боевые награды. Участник штурма Берлина.
Живет в рабочем поселке Усть-Донецком.
Хочу рассказать о последних днях нашего пребывания на чужой земле. Я вел тогда дневник. Эта запись сделана 5 июля 1945 года.
«Машина, не сбавляя скорости, сделала плавный поворот и, выскочив на берлинскую магистраль, еще быстрее понеслась по асфальтированной дороге. Облокотившись на дверку кабины, я смотрел на спидометр и восхищался могучей силой мотора, который ревел, как бык, и тянул широкий кузов ЗИСа.
Навстречу по бокам дороги тянулись немцы. Они шли беспрерывной вереницей и тащили на плечах свое уцелевшее барахло. Некоторые, как исключение, ехали на подводах. Какая-нибудь пара лошадей, похожих на скелеты, тянула за собой две длинные фуры, то есть телеги, нагруженные шмотками. Сверху на вещах сидели малые дети и престарелые уроды: какаянибудь горбатая старушка или безногий старик. Те, кто мог двигаться, шли пешком.
Отъехав к правой стороне дороги, шофер остановил машину и стал продувать свечи. В этот момент к кузову подошел немецстарик. Он показал рукой на свой рот и протянул руку к бойцам, сидящим в кузове, говоря по-немецки:
Айн аштюк брод.
Бойцы удивленно переглянулись. Их, как и меня, удивило то, что завоеватели Европы, «высшая раса», стали просить кусочек хлеба у тех, кого они так упорно хотели поработить. Ефрейтор Рыжков чисто порусски выругался.
На него со всех сторон зашипели:
Что ты, с ума сошел? Если не хочешь дать скажи, что нет хлеба, а зачем грубить?
Да он все равно не понимает, оправдывался Рыжков.
Кто-то из ребят махнул рукой и понемецки сказал:
Нихт!
Немец пошел своей дорогой дальше. Бойцы долго смотрели на белый мешок, что покачивался у него на согнутой спине.
Впереди небольшой группы женщин шагал маленький мальчик. Он тянул за собой тележку. Мое внимание привлекла не по возрасту большая голова, на которой торчали нерасчесанные волосы. Лицо чересчур смуглое. На ногах большие женские ботинки. Штанишки грязные, много раз чиненые. Если бы на него надеть шляпу или солдатскую каску, он был бы похож на Чарли Чаплина.
Около нашей машины он остановился и стал смотреть то на нее, то на подходивших женщин.
Я приблизился к нему и спросил:
Ду волен брод?
Мальчик кивнул головой. Нас окружили ребята. Один вынул из кармана хлеб, протянул мальчику и сказал:
Бери, кушай, да смотри, когда вырастешь, не вздумай воевать с нами.
Не понимая смысла сказанных слов, мальчик смущенно произнес:
Данке щен .
А всем бывшим фронтовым разведчикам я посвятил стихотворение.
Сегодня, может, через часРакета желтая зажжется.
Пойдем, и коекто из нас
Назад, возможно,
не вернется.
Но мы не думали о том.
Мы в темноте,
под небом мглистым,
Где пригибаясь,
где ползком,
Ползли упрямо
в тыл фашистам.
Нас чувство двигало одно.
Одно горело
в нас желанье:
Живыми,
всем смертям назло,
Вернуться,
выполнив заданье.