Новый отрывок своих военных записок полковник Александр Захарович Карпенко уничтожил по просьбе дочери: слишком страшно это читать
На «мальчишник» по поводу своего двадцатилетия лейтенант Карпенко, командир батареи стрелкового полка на западной границе СССР, пригласил весь личный состав заранее. Отметить день рождения решили в воскресенье, 22 июня 1941 года. Полковник Александр Захарович Карпенко до сих пор жалеет: «Сколько закусок я купил – угостить товарищей..!»
Мы беседуем с Карпенко в его скромной квартире в хрущевке на улице Ленина. Для приема гостей он надевает облегченный пиджак – с орденской планкой и несколькими медалями. Парадный пиджак со всеми наградами слишком тяжелый, чтобы его носить. Впрочем, и в свои 97 лет ветеран по-прежнему бодр, и, как говорится, в ясном уме и твердой памяти. Почти двухчасовая беседа его даже не утомила, а такого интересного рассказчика – не просто свидетеля истории, а её активного участника – нечасто встретишь.
– Александр Захарович, вы коренной ростовчанин?
– Родился я в слободе Поповка Кашарского района, но семья в голодные годы после гражданской войны переехала в Ростов. Дед был кузнец, известный мастер, и в одной из артелей на улице Кузнечной, что была неподалёку от городской тюрьмы поблизости от нынешнего проспекта Кировский, нашёл работу. Отца приняли в артель, которая возила на конной тяге продукты, керосин и всякую всячину: лошади у нас были свои, деревенские. Заработали они немного денег и купили домик на Дачном посёлке. Я ходил в новую двухэтажную школу на улице Широкая (так тогда называлась улица Ленина). Летом работал на сенокосилке в колхозе имени Калинина, правление которого находилось там, где сейчас госпиталь МВД. Полевой стан одной бригады находился возле монастыря Сурб Хач (весь Северный жилой массив стоит на бывших колхозных землях), а в самом храме было зернохранилище. Вторая бригада была в Щепкино.
Вернулся после каникул в школу, в девятый класс, и не встретил там своих друзей: оказывается, они поступили в специальную артиллерийскую школу, что размещалась в здании бывшей женской гимназии в Думском проезде рядом с тогдашним обкомом партии. Это было среднее учебное заведение Наркомпроса, но там изучали и военные дисциплины. Ну и я – за товарищами следом. Когда мы спецшколу закончили, нас собрали и спросили: «Кто хочет быть командиром Красной армии?» Предложили на выбор несколько военных училищ, я выбрал, конечно, ростовское. Закончил его в мае 1941 года и был назначен командиром батареи в расквартированную в Бессарабии часть в 10 км от границы.
Там и принял первый бой на рассвете 22 июня. Шесть орудий на конной тяге – одна батарея на весь стрелковый полк – и все батальоны требуют огня! Немцы и румыны переправляются через Прут, а мы бьем по ним…
Наша 25-я Чапаевская дивизия держала границу 20 дней, потом поступил приказ отступать с боями. Все части пробились к Одессе, а наша застряла в многокилометровых лиманах. Получили приказ идти на Николаев. Вместе с солдатами шли толпы беженцев с домашним скотом – лошадьми, коровами. Весь народ тогда шёл пешком. А немцы наступали на мотоциклах, танках – клиньями, захватывая плацдармы, перерезали дороги, по которым поступали боеприпасы и продовольствие нашим оборонительным силам. Научились уже фашисты воевать – пол- Европы захватили…
– Это самые страшные ваши воспоминания о войне?
– Недавно я порвал новый отрывок своих военных записок – он был о рукопашном бое, который я не забуду никогда. Дочка прочитала и попросила: уничтожь записи – слишком они страшные. Человек, который бежит с наганом, чтобы убить другого человека: как угодно, но убить – хоть зубами, хоть ногтями, это уже не совсем человек. Да это хуже ада в подземелье!
А разве забудешь грязный двор, где хирурги полевого госпиталя сделали мне операцию на каких-то досках, протертых для дезинфекции бензином? Во время боя я выезжал на открытую позицию: «Батарея, за мной! Аллюром!», и снаряд или мина попали в лошадь.
По всему двору лежали белые, как в саванах, фигуры – перебинтованные раненые. Я всё время терял сознание, а когда очнулся, увидел группу военных. Один из них со всей силы долбанул меня ногой и сказал: «Этого не берём!». Не знаю, откуда у меня взялись силы сказать: «Я лейтенант, командир! Не оставляйте меня!». В кузове полуторки уже не было места, и меня, хоть я и не мог сидеть, затолкали в кабину к водителю. По дороге в сёлах мы несколько раз останавливались: живым давали попить, а тела умерших по дороге отдавали людям: «Похороните!» Потому, значит, и меня не хотели брать – непохоже было, что я ещё жилец на этом свете.
Всего я был ранен шесть раз, после очередного госпиталя направлен в Сталинград. Но немецкий десант перерезал одноколейку, все поезда вернулись назад. Военный комендант станции Сальск выписал мне новую бумагу: прибыть в Орджоникидзе. Принял я там батарею, встал на оборону города, но через некоторое время опять вызвали в штаб. Командование приняло решение включить меня и ещё нескольких командиров в состав группировки войск, расквартированной в Иране. Несколько месяцев добирались мы туда через Закавказье и Среднюю Азию, а потом морем на пароходе. Так что в Тегеранской конференции я, считай, тоже принимал участие: она проходила под прикрытием, в том числе, и нашей горнострелковой части.
После войны где я только не служил! Много лет преподавал в Ростовском высшем военном училище, демобилизовался в 1972 году. Отец мой тоже воевал, с наградами домой вернулся. Не всем семьям так повезло. В нашем курсантском взводе РАУ было тридцать человек, а вернулось не больше десяти: кто без рук, кто без ног, кто без глаз. На войне у каждого своя судьба: мой поезд не дошёл до Сталинграда, а сколько может продержаться живым и невредимым на передовой при наступлении командир батареи? Неделю, а солдат и того меньше.
Сейчас уже из всего нашего курсантского взвода я один остался… И кого благодарить за долгую жизнь: ангела-хранителя? Год назад шёл по улице, а тут иномарку какую-то занесло на тротуар – прямо на меня она неслась. Кусты роз смягчили удар, меня отбросило в сторону, а шапка моя под машиной оказалась. И это тоже судьба!
– А семья у вас большая?
– Восемь правнуков, старший уже институт закончил. С супругой мы познакомились ещё в школе. После Тегеранской конференции в 1944 году мне отпуск дали, я приехал домой, и мы поженились. Прожили 66 лет в любви и согласии – как в сказке!
– Осталось только дать строгий наказ старшему правнуку, чтоб он не тянул – осчастливил всю семью, и вы поскорее стали прапрадедушкой!
Арам ЯГУБЬЯНЦ