Недавно одна моя подруга пожаловалась на то, что ее шокирует поведение на улице некоторых молодых мам. Когда видишь, как девушка одной рукой тащит за собой ребенка, а другой прижимает к уху мобильник и ведет разговор на «русском матерном», говорит приятельница, хочется подойти и дать ей по голове.

«Чтобы дурь прошла. Ну, я просто сумасшедшая мать». У самой подруги подрастает дочь.

Тут, по идее, должен следовать публицистический пассаж, вроде — «после этих сцен уже не удивляешься, когда слышишь, как маленькие дети разговаривают матом» и т.д. Да, такая проблема существует. Но я хочу сказать совсем о другом. О том, о чем думаю, глядя на детей из вполне интеллигентных семей своих знакомых.

Маленькие дети воспринимают происходящее вокруг некритично. Они ловят скорее интонацию, ощущение, общую атмосферу окружающей жизни. Взрослые — незыблемые авторитеты, все, что они говорят, — правда. Желание возражать и сомневаться появляется позже.

Хорошо помню себя если не в младенческом, то в дошкольном возрасте. На всех фотографиях у меня грустные глаза. «А что вы тогда такие мрачные были?» — спрашиваю я сейчас у родителей. «Жизнь тяжелая была». И мама рассказала, как за молоком надо было вставать в пять утра, потому что очередь у магазина на углу Садовой и Ворошиловского растягивалась на целый квартал. Надо было добывать еду. «Саша, ты даже не можешь этого себе представить! Во всех магазинах пустые полки — как хочешь, так и вертись». А я хорошо помню запах в магазине, где мы получали паек по болезни. Сейчас в такой магазин никто бы не зашел — кроме Роспотребнадзора, чтобы его закрыть навсегда. Не было ни-че-го: ни еды, ни одежды, ни предметов обихода. И сейчас женщины поколения моих родителей, попадая в детский магазин, восклицают «Если б все это было тогда, во времена нашей молодости! Конечно, мы бы гораздо больше нарожали детей. О, если б это не было тогда так ужасающе трудно в бытовом плане».

А сейчас от молодых родителей часто приходится слышать, что «страшно». Страшно, потому что тяжело, и страшно, потому что не знаешь, чего ожидать. Часто получается так, что, собираясь вместе после долгого перерыва (у всех ведь есть свои дела), мы начинаем обмениваться информацией, в результате чего получается какая-то совсем уж безрадостная перспектива. Она складывается из частного и из общего. Из многолетней очереди в садик. Из того, что прием в поликлинике, который начинается в девять, врач может начать в одиннадцать, а в ответ на претензии просто наорать на родителей и детей. Из того, что один врач говорит одно, а другой — другое, совершенно противоположное, а ребенок у тебя один и он тебе дороже всех. Из перемен в школе. Из того, что прочитано в Интернете, услышано в «кулуарах» и увидено во дворе.

Итак, мы сидим и говорим о цинизме властей предержащих и о том, что «русских нигде не любят», а вокруг бегают дети. И разве они — не «перспектива»? Сейчас они окружены теплом, родительской заботой, могут посидеть за компьютером, поиграть в игрушки. Но могут и привыкнуть думать, что там, за дверью, начинается мир, где нет места доверию, надежности, добросовестности, любви. Это мировосприятие переходит к ним от нас, информированных взрослых.

Мне могут возразить — легко рассуждать, не будучи родителем. Но я лишь говорю о явлении, которое бросилось мне в глаза. В конце концов то, что касается целой семьи, справедливо и относительно одного человека. Каждый из нас ищет способы, как не предаваться «греху уныния». Человек формируется, корректируя философию, усвоенную в семье, в процессе всей жизни, после того как выходит в большой мир. Иногда эта коррекция бывает очень болезненной. Но наши родители сумели передать нам свои жизненные ценности — с помощью книг, поведения, рассказов о самих себе и своих реакций на наши проблемы. А вот сможем ли мы убедить поколение своих детей в том, что «все будет хорошо»?