Чего стоит право на труд?

«Но это ж, наверное, через день, а не ежедневно?» — уточняю я. «Почему? — вскидывается она. — Нет, каждый день с восьми до восьми. И выходные — через раз. В прошлом месяце, например, у меня было всего три выходных дня. В этом, правда, уже два…». «А оформлены вы как?» — спрашиваю напоследок. Женщина отводит глаза, не хочет отвечать. Скорее всего, официального оформления нет. А значит, не производятся и налоговые отчисления. Что получает в качестве зарплаты, можно только гадать.

Ну и какие, скажите, препятствия возникли у работодателя при установке ей 12-­часового рабочего дня? Никаких. Слово хозяина — закон. А ее права, интересы как­то защищены? Нет. У нее только одно право: падай с ног, но работай.

Получается, де­факто уже реализуется то, за что ратуют некоторые российские предприниматели во главе с миллиардером Михаилом Прохоровым, считающие, что в трудовое законодательство должны быть внесены изменения: в частности, рабочий день следует увеличить до 12 часов. Чтобы работодатель, объясняют бизнесмены, мог позволить работнику трудиться на четыре часа больше обычного, если тот сам выражает такое желание.

Формулировка насчет «выражает желание» звучит очень знакомо, даже знаково, заставляя вспомнить стишок прежних времен: «Вчера опять от имени народа в стране подорожала колбаса».

А там, глядишь, можно будет «от имени народа» добиться повышения пенсионного возраста, чего все втихомолку так боятся. Или ­узаконить право хозяина произвольно увольнять работников (что и так уже вовсю практикуется на частных предприятиях), изменять по своей воле трудовой договор, нравится это подчиненному или нет.

А что? Если уж выжимать соки, то досуха, если создавать условия для «продуктивной работы», то так, чтобы человек стремился удерживаться на рабочем месте до самого конца, что называется, до смерти у станка.

К счастью, предпринятые поползновения на трудовое законодательство пока что не сработали, не прошли. Вызвали негативный резонанс в обществе, бурную полемику политиков — вот инициаторы наезда на социальные трудовые права и были вынуждены отступить.

Однако есть опасение, что это — временное явление. Ведь почва­то уже создана. Прежние установки типа «приоритет человека труда», «каждый труд почетен» давно обветшали, устарели, канули в прошлое. Сейчас другой расклад сил. Рабочих мест не хватает, люди в поисках работы колесят по стране, расстаются с семьями, руками и ногами держатся за возможность где­то зацепиться. В такой «системе координат» на любые поставленные работодателем условия согласишься, в кого угодно переквалифицируешься.

…Та продавщица, что жаловалась мне на усталость, когда­то, оказывается, работала в музпединституте (нынешней консерватории).

«Здесь работают бывшие шахтеры», — взывают, оставляя стойкий привкус горечи, транспаранты над зданиями кафе и гостиницы вдоль трассы на Белую Калитву.

Знакомая медсестра, уйдя из роддома, где протрудилась полтора десятка лет, устроилась няней в состоятельную семью. Платят ей ежевечерне по окончании рабочего дня: не так, чтобы очень щедро, но на круговую все же получается больше. Естественно ­ никакого официального оформления, трудовая книжка валяется дома, выходные получает крайне редко ­ хозяйка не отпускает. «А как же твоя профессия, стаж? — спрашиваю ее. — Ты же дисквалифицируешься, на прежнюю работу уже не примут, да и сама не сможешь…» Отмалчивается, уходит от ответа. Впрочем, и так все ясно: двое детей, надо как­то крутиться, чем­то жертвовать. Статусом, любимой (когда­то) работой, самоуважением…

И все ж таки недаром говорят: чтобы дойти, надо идти, а не просто плыть по течению. Советоваться с юристами, изучать законы, обращаться в Гострудинспекцию, не бояться судиться, если вас «нагрели» с зарплатой. Выстаивать, несмотря на все сегодняшние сложности. А иначе нельзя.