Железная буква закона

«Мое дело длится уже восемь лет, с 2003-го. А сама история началась еще раньше. В 1996 году, во время первой Чеченской кампании на территорию нашего района приехала женщина. На тот момент ей было 82 года. Она уехала из Грозного, где полным ходом шли боевые действия. С ней приехали трое деток: две девочки и их младший братишка. Старшей тогда было 11, младшенькому 6 лет. Женщина, которая вывезла их из Грозного, родственницей им не приходилась. Вся родня детишек погибла. Она просто пожалела трех русских ребят, за что ей большое человеческое спасибо. Почему она это сделала, я спросить не успел — женщина умерла через три-четыре месяца. Дети остались в чужой стороне одни, без крова. И без документов.

Им уже подбирали детский дом, но нашлись люди, которые захотели принять малышей в свою семью. С тех пор мы — приемные родители малышей — стали одной большой семьей. Дети уже выросли, выучились, завели своих детей. Жизнь, что называется, сложилась. Но …

Согласно постановлению правительства РФ от 30 апреля 1997 года лицам, потерявшим жилье и имущество в результате боевых действий на территории республики, положена компенсация. Для этого необходимо предоставить заявление, подлинники документов, подтверждающих родство заявителей, факт обладания имуществом или жилплощадью и отказ от него. Размер компенсации — до 120 тысяч на семью. И вот с 2003 года я пытаюсь добиться, чтобы этим деткам — сиротам, беженцам, по сути, выплатили хотя бы такую небольшую компенсацию. Деньги им не нужны, все трое уже встали на ноги, но где справедливость? Им же положено. Пытаюсь добиться — и не могу. Архивы в Грозном уничтожены, а следом и документы, подтверждающие, что у семьи ребят была собственность. Даже родство детишек мне в свое время пришлось доказывать в суде. Причем в суде г. Грозного. Там же выбивал и свидетельства о рождении для них. Куда я только ни обращался: и Путину писал, и Медведеву, и в Законодательное собрание области, и с заместителем губернатора встречался, и к уполномоченному по правам человека обращался, и в УФМС, которые и занимаются выплатой этих компенсаций, даже в ЛДПР писал — думал: хоть «предвыборно» помогут! К Кадырову — и тому обращался. Везде одно и то же — за получением статуса беженца (вынужденного переселенца) человек должен обратиться в течение года с момента выезда с родины. Ребята тогда еще совсем несмышленые были, женщина та умерла, мы в деревне своей ничего об этом, естественно, не знали. Получается, за статусом не обратились, раз их усыновили — детьми-сиротами не являются, компенсацию получить не могут, потому что документов нет. Даже копий, не говоря о подлинниках. Я понимаю, закон есть закон. Но где тогда в наших законах затерялась справедливость?»

Я сижу и думаю о понятиях «законно» и «незаконно». Почему так часто «законно» не является синонимом слова «справедливо»? Ведь в любом правиле и законе существуют не просто исключения, а совершенно конкретные особые ситуации, не совсем под них подпадающие. И за этими ситуациями стоят жизни и судьбы людей. Да, сейчас тем ребятам эта компенсация не требуется. Хорошо. Но право на нее они же имеют. Согласно закону, точнее, постановлению. А возможности получить — нет. Ведь наш Закон — тверд и неумолим, а буквы его — железны и неподкупны.

 И согласно этим буквам и прочим закорючкам сотни людей — престарелых граждан и даже ветеранов, останутся без компенсации на затраты по проведению газа в свои дома только потому, что их угораздило оснастить свой дом голубым топливом в неурочный год. Когда одна программа закончила свое действие, а другая еще не начала. Два десятка людей могут и дальше продолжать спасать чужие жизни и имущество от пожара без спецодежды, с зарплатой в четыре тысячи рублей, по документам числясь дружинниками. Только потому, что их угораздило попасть в «законодательный» вакуум: создать подразделение — создали, а вот кто за это отвечает и, главное, по каким законам или постановлениям, — непонятно. Далее — по списку.

Буквы, что ни говори, у наших законов — железные, только уж больно большие расстояния между ними. Иногда в целые главы…