Так хотелось порадоваться…

«То, что я делаю, - новая форма романа, роман из реальных человеческих голосов. Это документально-художественный жанр. Тридцать с чем-то лет я писала историю красного человека, историю утопии, историю эксперимента, уникального по-своему, уникального по крови, которой залили землю, и все-таки уникального по степени мечты. Все-таки была мечта об альтернативной цивилизации, и все это кончилось вот таким поражением. Это такой замысел из пяти книг». 

Упомянутые книги, за создание которых белорусской писательнице присуждена Нобелевка, - «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Последние свидетели», «Чернобыльская молитва», «Время second hand».

Критик «Коммерсанта» Константин Мильчин (пытаясь похвалить лауреата) назвал произведения Алексиевич следственными отчетами. Ну да, похоже. Вроде криминальной сводки происшествий за сутки: «18.04. Автомобиль «ауди» совершил наезд на пьяного пешехода... 19.02. Трое неизвестных изнасиловали 19-летнюю студентку в парке... 21.07. Ограблена квартира № 27 по улице Зебулдыжная...». Первые пару страниц пролистать довольно любопытно, к седьмой-восьмой становится скучно. Даже несмотря на то, что за каждым преступлением - человеческая трагедия. Смерти, унижения, кровь, изломанные судьбы…

Я не согласен с мнением Михаила Бударгина - главного редактора официального сайта партии «Единая Россия»: «Любой текст Алексиевич - не более литература, чем инструкция к микроволновой печи или утюгу». Неправда. Например, «У войны не женское лицо» - качественная проза журналиста, записавшего воспоминания женщин-фронтовичек о своих судьбах. Неслучайно книга вышла еще в СССР тиражом 2 миллиона экземпляров и получила премию Ленинского комсомола (1986). К тому же она рекомендована для изучения в средних школах России. «Цинковые мальчики» - собрание свидетельств о гибели наших ребят в Афгане, «Последние свидетели» - рассказы о войне тех, кто в Великую Отечественную был ребенком (до 12 лет), «Чернобыльская молитва» - истории ликвидаторов страшной аварии на АЭС, записанные опять-таки непосредственно с их слов. Подобные многоголосые хроники полезны как свидетельство эпохи  и материал для историка-ученого или писателя.

Так в чем дело? Под самый финал Года литературы наш писатель отмечен в Швеции самой престижной в мире премией! Это, можно сказать, общая победа трех братских славянских народов: русского (Алексиевич пишет исключительно по-русски), белорусского (лауреат Нобелевки является гражданкой Белоруссии) и украинского (Светлана Александровна родилась в западноукраинском Ивано-Франковске).

А вот душа не поет. И дело не в литературных достоинствах. Соглашусь, что перед нами не столько литература, сколько журналистика. Даже поклонники Алексиевич склонны считать художественную ценность ее писаний нулевой.

Обвинять ее в этом нельзя. Как нельзя обвинять участника фольклорной экспедиции в том, что он просто собирает песни и сказки. Как нельзя обвинять Даля в том, что он не написал «Мертвых душ». Планида у него другая. Его Толковый словарь не менее важен для российской словесности. Беда в другом: ограниченность тематики Алексиевич постепенно ломает психику автора и сознательно искажает действительность. 

Неслучайно после выхода отрывка из документальной повести «Цинковые мальчики» в «Комсомольской правде» (15 февраля 1990 года) группа матерей погибших интернационалистов подала в суд на журналистку за клевету, искажение фактов и оскорбление достоинства. Как писал в газете «Вечерний Минск» Л. Григорьев: «Матерей, несущих в себе все эти годы неизбывное горе, оскорбило, что их мальчики показаны исключительно как бездушные роботы-убийцы, мародеры, насильники, не ведающие пощады ни к старому, ни к малому...». И ведь не поспоришь: наверняка были и такие. Как были и в Великую Отечественную советские солдаты, которые насиловали немок. Мне довелось читать приказы с фронтов. И мародеры были. Обо всем этом писать надо. Но - честно. А не нагнетая исключительно жуть, боль и мерзость, которые, безусловно, присущи каждой войне.

Повторяю: дело не в тематике произведений Светланы Алексиевич. Дело в передергивании фактов, выборочной подгонке материалов, представленных ей участниками войны, вдовами и матерями погибших. Если в книге «У войны не женское лицо» этот прием не бросался в глаза, то с каждым новым произведением спекуляция на больных темах становилась все более очевидной. 

Изучая биографию Алексиевич, видишь не столько «сострадательное сердце», сколько расчет и цинизм. В разгар афганской кампании Светлана Александровна руководила отделом очерка и публицистики республиканского журнала «Неман», то есть проводила в жизнь линию партии, в том числе и по выполнению интернационального долга. Книгу об Афгане она пишет уже после вывода советских войск - на волне общего «разоблачительства» и накануне развала Союза. «Чернобыльскую молитву» - в 1997-м, через 11 лет после трагедии. С этого времени (и даже ранее) взоры писательницы направлены на Запад. Ее читатель - там, о чем она и пишет:

«Один итальянский ресторатор вывесил объявление «Русских не обслуживаем». Это хорошая метафора.  Сегодня мир снова начинает бояться: что там, в этой яме, в этой бездне, которая обладает ядерным оружием, сумасшедшими геополитическими идеями и не владеет понятиями о международном праве... Умные интеллектуалы, писатели разделяют эту ненависть, патриотический угар… Вообще, мне кажется, мой читатель на Западе стремится понять. А здесь я зачастую слышу, что мое творчество оскорбляет и унижает Россию». 

А действительно, че это мы обижаемся на «хорошие метафоры»? К примеру, на отзыв о русских: «Может быть, сегодня я подхожу к самому главному открытию своей жизни - открытию, что подлецом может быть не отдельный человек, а целый народ». Не сомневайтесь: это именно о нас. 

Или вот: «Мы имеем дело с русским человеком, который за последние 200 лет почти 150 лет воевал. И никогда не жил хорошо... На этом огромном постсоветском пространстве, особенно в России и Беларуси, где народ вначале 70 лет обманывали, потом еще 20 лет грабили, выросли очень агрессивные и опасные для мира люди». 

Нет, слезоточивая дамочка очень любит русских! Но лучше - мертвых. Как античную Грецию: «Я люблю хороший, гуманитарный русский мир. Тот мир, перед которым преклоняется весь мир. Перед той литературой, балетом, великой музыкой - да, я этот мир люблю. Но я не люблю мир Берии, Сталина, Путина, Шойгу». 

Угадать и угодить - основной критерий Алексиевич. «Я за премии всегда покупаю свободу», - утверждает она. Забавное утверждение. А вот Лев Толстой как раз отказался от Нобелевки - и именно для того, чтобы сохранить творческую свободу. Премия, заявил он, как и всякие деньги, способна приносить только зло. Точно так же и Жан-Поль Сартр в 1964 году свой отказ от Нобелевской премии объяснил тем, что  награда затронет его независимость. Кроме того, Сартр сказал, что не может принять премию,  в которой до этого было отказано Михаилу Шолохову. Пастернак предпочел награде Родину - хотя травля его была в СССР отвратительной. Солженицын сначала в 1970 году публично отказался от Нобелевки, затем, после высылки из Страны Советов в 1971-м — получил.

Так что не надо нам впаривать о покупке свободы за премию. Правильнее сказать: Алексиевич за премии продает свободу. Журналистка сама признается, что пишет книгу 10-15 лет. А вот премируют Алексиевич чуть ли не ежегодно.

И есть за что. Вот на митинге по случаю воссоединения Крыма с Россией она «оглянулась: ярость и ненависть на лицах». «Я не люблю эти 84 % россиян, которые призывают убивать украинцев», - заявляет Алексиевич. Вот оно как... Оказывается, почти все крымчане - банда озверелых скотов, жаждущих резать несчастных украинцев! Я был в Крыму в год его возвращения. И на лицах крымчан видел только радость и счастье. А дамочка слышала призывы убивать. Такая вот аберрация сознания. Вопрос: а почему она не слышала угроз «свободовцев» стереть Донбасс с лица земли, поскольку там, по мнению Яценюка, «живут недочеловеки»?

Все бесит Алексиевич не только в России, но и в Беларуси. Себя она считает элитой, народ - быдлом: «Правда интеллигенции... — мы хотим независимой и цивилизованной Беларуси. И есть другая правда, более простая — правда большинства. Для людей на селе свобода означает колбасу. Лукашенко их понимает. Он — политическое животное».

Ну что же, Светлана Александровна, творческих вам удач. Только не проторгуйтесь. Не знаю, за сколько вы купили свободу. Но вот купить совесть - тут даже Нобелевки, пожалуй, не хватит.