Это страшно

Когда привезла дочь в лагерь, директор отвел в сторону меня и других родителей и, стесняясь, поведал: в лагере большинство отдыхающих детей – это группа из Луганска. «И что?» – недоуменно, хором спросили мы, родители из Ростова. Директор пожал плечами: мол, мало ли… На этом и закончили. 

Потом потянулись традиционные по телефону: «Мама, забери меня домой, я соскучилась!» вперемешку  с восторженными рассказами о лагерных мероприятиях и купании в море по два раза в день.  Дело привычное – не первый раз в лагерь летом отправляем, но все равно чувствовалось – что-то не особо хорошо.  Отношения с соседками по отряду у дочери не складывались. А после того как на «родительский день» мы всей немалой семьей приехали  навестить малую, как-то и вовсе расклеились… 

Решила посоветоваться со знакомым детским психологом. Она как раз на днях вернулась из Краснодарского края – также работала в лагере с ребятишками с Донбасса, которых в этом году приняли на отдых и реабилитацию в десятках оздоровительных учреждений по всему черноморскому побережью и в Крыму. Знакомая пояснила: хотя никаких культурных или бытовых различий между детьми юга России и Донбасса нет, проблемы в общении с ними – не только у моей дочери. «Ребята долгое время жили в постоянном стрессе – это накладывает отпечаток на характер и поведение, – считает она. – Тем более что у нас все их жалеют, стараются угодить – детей это лишь портит. Ребята хорошие, но…  Многие из них родителей уже второй месяц не видят, толком поговорить с ними по телефону из-за дорогого роуминга не могут. Им тяжело. А дочь ты лучше забери домой». 

К тому моменту я и сама пришла к такому решению, но поездку пришлось отложить из-за очередного урагана: в Ростове стихия прошлась лишь краем, а вот на азовское побережье обрушилась со всей силой. «У нас та-а-а-ак громыхало! А мы та-а-а-ак визжали! – поутру взахлеб делилась по телефону дочка. –  Мама, а почему они начали плакать?..» 

Оказывается, что в их районе сначала прошла сухая гроза: первые полчаса слышались лишь раскаты грома без дождя. И когда от резких порывов ветра начали дрожать стекла и шебуршать жестяная кровля, у ребят случилась истерика, не имеющая ничего общего с детским страхом перед грозой.  Уж слишком знакомы были эти «симптомы», от которых они начали отвыкать. Кто-то просто замер, вжавшись в стену, дети помладше разрыдались, пара 10-летних девочек после особо сильного «залпа» полезли под кровать.

Потом подоспели воспитатели и вожатые, сумели успокоить, убедить: здесь безопасно  – это просто сильный дождь, вот уже хлынул, видите? «Девочки потом очень стеснялись, что плакали. Говорили, что у них дома очень часто град, – рассказывала дочка. – Я только не очень поняла, разве когда град – тоже гремит? Это же просто дождь с льдинками…»

… Я, как могла, наговорила дочке чепухи о многообразии погодных явлений. Пояснить по телефону, о каком именно «граде» говорили ее соседки по комнате,  не смогла – и так сжимало горло. Выяснила лишь, что домой она уже не хочет. Как-то сдружилась за эту грозовую ночь с луганскими девчонками. Те и потом старались держаться ее, самой младшей в комнате, как неиспугавшейся грохота. По окончании лагерной смены расстались подружками, переписываются сейчас в «Вконтакте». 

А у меня дочкин «репортаж» до сих пор не идет из головы. Год назад, заканчивая серию материалов из Донецка (ДНР), я писала, что после этой поездки перестала любить фейерверки – уж слишком напоминали звук обстрела. Лукавила – ненавижу до сих пор. Спустя полгода,  на 23 февраля, при звуках праздничного салюта и вовсе подскочила в поисках убежища и не сразу смогла перебороть инстинктивный ужас. 

Как потом выяснила, такая реакция была не у одной меня. Но мы-то – взрослые, мы все понимаем. А у детей  это, наверное, уже навсегда.  Нервное эгоистичное поведение пройдет после окончания гиперопеки чужих теть и дядь. Не слишком смешные, порой даже жестокие шуточки, надеюсь, тоже смоет родительская ласка, как доберутся ребята до своих мам. А вот бояться грозы они будут уже всю жизнь. И вот это по-настоящему страшно.