Патриарх Кирилл призвал защитить русский язык от иноземных слов и отечественной нецензурщины
Союз нерушимый и нематершимый
Тем более эти названия куда более вменяемы, чем союзный союз, союзом погоняющий. Как можно в короткое название сообщества литераторов дважды влепить однокоренные слова?! Ежели вы рискнули назвать себя писателями, определитесь для начала, «кто на ком стоит», как говаривал в «Собачьем сердце» профессор Преображенский.
Союз союза имени союза возник в 2009 году. Вопрос на миллион: товарищ владыко, зачем обращаться с проникновенной речью к сообществу, которое собирается раз в семь лет? Чтобы еще через семь лет они отрапортовали о проделанной работе?
Но что теперь скорбеть: сказано, назад в рот не запихнешь. Тем более слова патриаршие отчасти легли мне бальзамом на душу. Как возгласил пастве писучей уважаемый Кирилл:
«Одной из наиболее актуальных задач, стоящих перед писателями, является сохранение чистоты и целостности русского языка как бесценного сокровища нашего культурного наследия. Озабоченность в этой связи вызывает обилие иностранных заимствований, которыми вытесняется из обихода родная речь».
Правда, канцелярский тон немного напоминает отчетный доклад на съезде мелиораторов-животноводов: наиболее актуальные задачи, озабоченность в связи с надоями, вытеснение из обихода... Дефицит библейской благости ощущается. Ну да патриарху виднее. Хочу лишь уточнить: раз обращался он к писателям Союзного государства России и Беларуси, а упомянул только русский язык – относится ли сказанное также к языку белорусскому? Или патриарх поучал чисто русских письменников?
Верю все же, что наставление владыки относилось ко всем «инженерам человеческих душ», собравшимся в зале. Тем более затронул глава Русской церкви еще одну важную проблему, не чуждую нашим белорусским братьям: «Другая беда – это сквернословие». Он с горечью признал, что не все воспринимают нецензурную брань как нечто греховное и разрушительное: «Таковым хочу напомнить слова Спасителя: «От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься». Вот насколько велика ответственность человека за порожденные им слова».
Справедливо сказано – что для русских, что для белорусов, что для тунгусов и друзей степей – калмыков, как метко выразился солнце наше Александр Сергеич. Не поспоришь.
А поспорить хочется...
«Бранчлив русский народ»
Хотя – о чем спорить? Мат, срамословие в России, увы, приобрели характер раковой опухоли. Годом ранее в одной из проповедей владыко Кирилл верно заметил: «Сквернословие – это болезнь. Если душа человека порочна, если дух его помрачен, то помрачена его мысль. Сквернословие есть проявление помраченного сознания человека, помраченного нравственного чувства».
Подписался бы под каждым словом. Хотя знаю множество людей с помраченным нравственным чувством, которые совершенно не используют нецензурной брани, однако в жизни проявляют себя как абсолютные подонки.
Но не будем отклоняться. Итак, засилье мата и грязной брани в нашем обществе зашкаливает. Да и прежде положение было не лучше. Мат встречается еще в берестяных грамотах. В 1836 году Алексей Кольцов, собиравший народные песни Воронежской губернии, писал: «Я их переслушал много, да все, знаете ли, такая дрянь, что уши вянут: похабщиной битком набиты. Стыдно сказать, как наш русский простой народ бранчлив».
Углубил и расширил это наблюдение философ-богослов Сергей Булгаков: «Вот еще по поводу русского духа я хотел указать, не задумывались ли вы, какое ужасное значение должна иметь для него привычка к матерной ругани, которою искони смердела русская земля? Притом с какой артистической изощренностью – можно прямо целый сборник из народного творчества об этом составить. И бессильна против этого оказывалась и церковь, и школа. С детьми и женщинами тяжело было по улице ходить в провинциальных городах наших. Кажется, сама мать-земля изнемогает от этого гнусного непрестанного поругания».
И 70 с лишком лет Страны Советов – не исключение. Тот же Булгаков вообще утверждал, что «большевизм родился из матерной ругани». С такой категоричностью я не согласен, но что-то в этом есть. Революции всегда делает народ, а народ любит крепко выражаться, как приметил еще Гоголь.
Я родился в 1956 году. Матерная брань в пацанят рабочего поселка обувщиков проникала, конечно, не с молоком матери, но уже лет в пять мы междусобойно общались сплошь с помощью отборной матерщины. А вот произнести бранное слово в кругу семьи было делом невозможным (хотя срамословие постоянно висело над поселком вологодскими кружевами). Не надо идеализировать прошлое: мат можно было услышать и на окраинах, и в центре города, даже в курилке академического вуза или в туалетной комнате театрального актера. Однако нам, школьникам, в голову не могло прийти выматериться в присутствии девочки. А чтобы при нас матерились девочки – вообще исключено.
Сегодня «швобода» вышла из берегов. Иду по улице – молодая мама чуть за двадцать покрывает двухлетнего сынишку такими матюками, которых в прежние времена невозможно было услышать от ломовых извозчиков. Чуть подрастая, детишки отвечают родителям тем же самым. На просторах «социальных» Интернет-форумов общение без грязной ругани – редкость. Матом переполнены книги, фильмы, спектакли, песни.
И в этом смысле я с патриархом согласен: против такого положения вещей надобно бороться ежедневно, ежечасно. Ежеминутно. Однако есть у нас с Владимиром Михайловичем (позволю себе назвать владыку Кирилла его мирским именем – тема больно низкая) и несколько «точек несоприкосновения»...
Как материться высоким слогом русского романса
Начнем с простого: если сквернословие – болезнь, то как ее лечить? Ведь сам владыко глаголет: «Невозможно со сквернословием бороться только запретительными методами». Правда, делает оговорку: «Хотя они тоже могут иметь место. Например, наказывать за употребление гадких слов в общественных местах. Категорически запретить употреблять сквернословие в театре, в литературе. Ведь когда-то существовало такое понятие – «нецензурные слова», «нецензурная брань», то есть брань, выходящая за некую норму общения людей».
Ну, во-первых, законодательный запрет на нецензурную брань в общественных местах существует с давних времен. Другое дело, нынешняя полиция на такие пустяки не отвлекается. Да и то сказать: рядом с полицией на улице хамы обычно не матерятся. А самолично народ не торопится окоротить срамослова. Да, мне не однажды приходилось это делать. Удовольствия ни малейшего, тем паче не раз для вящей убедительности вынужден был отпускать затрещины, а то и чего покрепче. Эти методы встречали всенародное одобрение. Только день был напрочь испорчен.
Но вот с чем я категорически не согласен, так это с запретами в литературе, кино и театре. Ограничительные меры – да. Но полный запрет... Давайте все-таки оставим кесарю кесарево, а слесарю — слесарево.
Как так? – удивится читатель. Автор, ты же выступал против мата, в грудь себя кулаками бил! И вдруг, пардон за жаргон, «обратку включил»?!
Ничего я не включал. Просто тут у нас с владыкой как раз и возникает «точка несоприкосновения». Он, напомню, назвал сквернословие болезнью. Так вот, наши разногласия касаются диагноза. Патриарх (как многие другие) убежден, что матерная брань рождается от «нравственной порчи». Таки да. Но дело намного сложнее. Брань – лишь один из симптомов такой порчи, причем не обязательный. Более того: не всяк человек, использующий нецензурную лексику, – моральный разложенец и урод.
Откуда возникла матерная брань? Ведь она характерна не только для России. Отбросим ненормальные «теории» о влиянии татарского ига и языка (матерятся и англичане, которые ига не ведали). Ученые давно уже нашли ответ. «Срамные» слова и обычаи возникли в языках разных народов как часть культа плодородия. Поначалу ничего «срамного» не имели ни названия женских и мужских гениталий, ни определение процесса половой близости. Наши предки наблюдали в природе, как способом соития особей разного пола рождалась новая жизнь. Культ плодородия это закреплял и (уж простите) обожествлял.
Матом культовая лексика стала постепенно, с развитием цивилизации, табу и запретов, с изменением представлений о чувстве стыда и т.д. Появились слова-заменители «этого самого» (эвфемизмы). Во многих обществах возникают два языка – «высокий» и для «черни», две культуры – «изящная» и «низовая», «народная». Фольклор тесно связан с «нецензурной» лексикой. В нашей стране это – раешный театр, русский лубок (картинки с надписями и стихами), песни, частушки, былины... Он изучается давно. Великий фольклорист Александр Афанасьев собрал и выпустил сборники «заветных» (матерных) сказок, пословиц и поговорок. Все это – сокровищница русской культуры и языка. Хотя уверен: патриарх Кирилл и отцы русской церкви со мною не согласятся. Ведь их предшественники давно уже «боролись за нравственность», сажая скоморохов на кол. К тому же в народе фигура попа и прочих священнослужителей постоянно подвергалась издевательствам и насмешкам (было за что).
Поэтому я подчеркиваю: надо отличать мат как площадную брань и мат как средство образного художественного выражения. Иначе мы половины фольклора лишимся. И не только фольклора. Сам Пушкин сетовал, что ему по требованию цензуры пришлось убрать из «Бориса Годунова» мат русский и мат французский, а также считал, что русскому языку следует придать «библейской похабности» (!). Дело – в чувстве меры, такта, вкуса. Сегодня эта мера у многих «творцов» отсутствует. Отсюда – мерзость, что льется на нас с экранов и книг.
И еще одно. В проповеди о сквернословии владыко привел письмо, где утверждалось: «Известно, что изысканная речь рождает изысканность поведения». Это – ложный тезис. Да, повышая уровень культуры в обществе, мы безусловно сокращаем употребление матерной лексики. Однако не надо ставить все с ног на голову. Именно состояние общества влияет на язык и его лексику, а не наоборот. Отсюда и разделение языка на «высокий» (литературный) и «низкий». Невозможно никакими законами заставить нищих, больных, озлобленных, голодных людей изъясняться высоким слогом русского романса. Сегодня больным и духовно, и физически является прежде всего наше общество. Лечить надо именно его: экономику, культуру, науку, экологию и проч. Люди должны жить достойно. Если этого не добиться, они будут изысканно посылать «праведников» так далеко, что обратной дороги те уже не отыщут.
Безусловно, при этом следует защищать мораль, нравственные постулаты, заботиться о духовной чистоте человека.
Но давайте все-таки – без фанатизма.
«Воспитанный человек может читать все. Осуждать то, что естественно, могут лишь люди духовно бесстыдные, изощренные похабники, которые, придерживаясь гнусной лжеморали, не смотрят на содержание, а с гневом набрасываются на отдельные слова».
Ярослав Гашек