От экономических проблем в лес с оружием не бегут

Своей точкой зрения на ситуацию с читателями НВ делится заместитель председателя ЮНЦ РАН доктор философских наук, и.о. директора Института социально-экономических и гуманитарных исследований ЮНЦ РАН  (Ростов-на-Дону) и заведующий отделом политологии и конфликтологии В.А. Авксентьев.

— После событий 2004 года — бесланской трагедии — на какое-то время показалось, что экстренные меры, которые тогда  были приняты государством, стабилизировали ситуацию. Но события прошлого года и взрывы в московском метро опровергли такое мнение…

— Действительно, на какое-то время стабилизирующий эффект был достигнут. И оценен он был как окончание конфликтного процесса. Но ситуация быстро меняется, а желаемое было принято за действительное. Динамика этих процессов была представлена нами в четырех томах «Атласа социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России», выпущенных ЮНЦ РАН в 2006 — 2009 годах под руководством академика Г.Г. Матишова. Мы рассмотривали процесс на Северном Кавказе как умеренно-негативный (инерционный) сценарий развития событий. 

Был спокойный период — 2006-2007 годы для принятия долговременных решений, которые смогли бы изменить ситуацию в регионе. В одном из томов «Атласа» мы предлагали конструктивный сценарий развития региона, который требовал серьезных управленческих решений и действий. И в тот период была благоприятная возможность для глубинных планомерных преобразований. Но таких решений принято не было.

Шло постепенное накопление негативных процессов. В конце концов они возобладали над позитивными. Перелом обозначился в 2008 году, а в 2009-м события стали развиваться по негативному сценарию.

— Что важнее в этих событиях: этнический или религиозный фактор?

— Чеченский кризис начала 90-х развивался как типичный этнополитический конфликт и был основан на сепаратизме. Религиозные мотивы там практически отсутствовали. Когда этнополитический потенциал событий в Чечне стал ослабевать  (к середине 90-х), то, чтобы мобилизовать людей для продолжения этнического конфликта, в ход были пущены религиозные призывы, начал распространяться неоваххабизм. Он и посеял  внутриконфессиональное напряжение, поскольку ислам вообще очень неоднороден, на Северном Кавказе — в том числе. Приверженцы традиционного ислама приняли на себя первый удар от ваххабитов.  Духовенство было обвинено в незнании ислама и  сотрудничестве с коррумпированными властями. И сегодня религиозные процессы здесь очень политизированы, религия — важный инструмент политической борьбы. Отношения между традиционными для региона конфессиями: исламом и православием — хотя и стабильны в целом, но не беспроблемны, идеализировать их не стоит.

— Кланы и тейпы серьезнейшим образом влияют на общественные отношения внутри республик  Северного Кавказа, искажая и доводя до абсурда  многие благие начинания…

— Родственные связи всегда играли важную роль на Северном Кавказе, хотя к концу советского периода они значительно ослабели — сказалась развитая и высокотехнологичная промышленность, существовавшая во всех республиках. Тогда важны были не родственные связи, а профессионализм. Но наступили суровые 90-е, когда на первый план вышло физическое выживание людей. А кланы и тейпы — веками  отлаженный механизм коллективного выживания. В условиях высокой дотационности республик они стали одним из важнейших рычагов управления финансовыми потоками, когда деньги из госбюджета «текут» по проложенным руслам. Родственные связи функционируют в одних ситуациях, утрачивают значение в других. Сегодня клановость препятствует модернизации.  Но где эта модернизация? Пока ее не будет, клановость будет процветать. Бороться с этим бесполезно. Ее не искоренить ни административными, ни юридическими способами. Она исчезнет, как только исчезнут  механизмы, ее поддерживающие…

— Клановость и коррупция на Северном Кавказе идут в «одной упряжке», что только усугубляет главные проблемы региона. Есть рецепты от этой беды?

— Рецепт один — решить проблему коррупции в масштабе страны. Она ведется — но пока только на уровне политических заявлений. Дотационность республик зашкаливает и  достигает 80-90%.  И уйти от нее в ближайшее время не удастся. Речь может идти только о ее снижении. В этом направлении, видимо,  и будет работать полпред А.Г. Хлопонин. Одна из главных его задач — привлекать инвестиции в регион.

— Академик Г.Г. Матишов не раз отмечал, что разрыв в экономическом развитии субъектов юга России — один из камней преткновения в регионе. Не это ли стало причиной образования  Северо-Кавказского федерального округа?

— На мой взгляд, во главе угла все же стоят этнополитические и этноконфессиональные проблемы. Их нерешенность, затяжные конфликты, приход к власти этнократии, геополитическое напряжение — вот главные генераторы экстремизма и терроризма.

В других регионах России экономические проблемы не менее сложны, чем на Северном Кавказе. Однако там люди не берутся за оружие и не идут в леса.

Думаю, все прекрасно понимают: новый округ создан не в силу остроты экономических проблем, а в силу особой концентрации социально-политических, этнополитических, этноконфессиональных рисков для российской государственности.

— Все риски так или иначе упираются в национальные и религиозные особенности субъектов. Но новый полпред А. Хлопонин — отнюдь не знаток  ислама и местных традиций…

— Перед А.Г. Хлопониным поставлены исключительно экономические задачи, включающие модернизацию экономики, привлечение инвестиций, реализацию комплексных экономических проектов, реконструкцию социальной сферы. И здесь он — ведущий специалист. Похоже, что его непосредственные обязанности отличаются от тех, что прежде исполняли полпреды в ЮФО — выезжали на место терактов, в зоны волнений и социальных напряжений, «разруливая» ситуации. Будет ли продолжать эту «традицию» А.Г. Хлопонин — сказать не могу. Скорее ему отведена роль системного менеджера, призванного изменить жизнь в регионе через экономическую реконструкцию. Пока не ясно, как будут регулироваться этнополитические и этноконфессиональные проблемы — ведь они не являются простым производным от проблем экономических…