Дата публикации:
13 фев 2015 г.
Ростовского пенсионера за порог родного дома выставили собственные дочери
1030
История 75-летнего ростовчанина Петра Ивановича, наверное, никого не может оставить равнодушным. И не только потому, что среди людей его поколения, рожденных в канун войны, мало таких, кто не перенес бы тех испытаний, что и вся страна. Маленькому Пете досталось с детства – с четырех лет уже помогал матери не только справляться с хозяйством, но и работать в колхозе. Время такое было – война, голод, лишения. Все тяготы тыла легли на плечи женщин и детей. Да и потом жилось несладко. Спасала молодость, давая силы и надежды на лучшее. Сельскому пареньку, попавшему по призыву в армию, можно сказать, повезло: после окончания службы его взяли на работу в милицию. Полученный там опыт пригодился, когда пришлось возглавить исправительную колонию. Даже среди зэков прослыл он начальником требовательным, но справедливым. Его уважали. А вот в своей семье никаким уважением он не пользовался – вот что удивительно…
Женился между тем по большой любви, первое время жили с женой душа в душу, хотя и очень скромно. А сколько было счастья и радости, когда родилась дочь! Через два года – вторая, за ней – третья… Через десять лет в семье росли уже пять дочек. Прокормить, обуть, одеть такую девичью ораву непросто, тем более что жена не работала – когда ей? Но Петр Иванович старался изо всех сил – он души не чаял в своих девочках, баловал их, как мог. Ему даже удалось решить непростой во все времена «квартирный вопрос» – для семьи выделили четырехкомнатную квартиру в центре Ростова. Он сам отремонтировал ее и обставил. Но жена все равно попрекала скромной зарплатой. Выражение недовольства не сходило с ее лица. Со временем она даже улыбаться разучилась – ходила с вечно поджатыми губами. Что ни делал муж – все было не так. Чем старше становились дети, тем больше хмурилась жена. Петр Иванович не помнит такого дня, когда супруга не пилила бы его. Дочери, глядя на мать, вторили ей. Даже самые младшие, еще вчера радостно обнимавшие отца, стали относиться к нему с пренебрежением. Идти после работы домой не хотелось. В колонии он был уважаемым и авторитетным человеком, дома превращался в жалкого неудачника, не способного обеспечить семью…
Как-то раз после очередного скандала он не выдержал – собрал чемодан и ушел к матери. Думал – на неделю-другую, пока жена не одумается. Но оказалось – навсегда.
После развода он оставил семье все – квартиру, обстановку, с трудом добытый советский дефицит. Аккуратно выплачивал алименты, привозил в семью продукты и подарки. Но все равно чувствовал себя виноватым. Потому баловал дочек еще больше, чем прежде. Девочки принимали его заботу как должное – с детства слышали, что отец перед ними в долгу.
Постепенно Петр Иванович привык к холостяцкому бытью, обжился в плохоньком материнском домишке. Хорош был лишь участок – почти десять соток. Когда он вышел в отставку, решил поправить старый дом, но денег на капитальный ремонт и строительство пристройки не было. Тогда он прикупил жалкую хибару, что продавалась по соседству, и под залог этой «недвижимости» получил кредит на восстановление дома матери. А чтобы было чем расплачиваться, решил заняться бизнесом – открыть свое дело. Не учел лишь одного – принадлежал он к тому поколению советских людей, в котором не воспитали ни деловой хватки, ни хитрости, ни беззастенчивой наглости, ни холодного расчета…
Новоявленному бизнесмену пришлось несладко – на него сразу же «наехал» местный рэкет. Пригодился опыт, полученный за годы работы в колонии, – после первого же «разговора» его оставили в покое. И все же бизнес его погорел. Оказалось, что разобраться с бандитами, бухгалтерией, маркетингом и налогами было намного проще, чем иметь дело с подросшими родными дочерями, которых он по своей доброте и наивности не только прописал у себя, но еще и пригласил участвовать в бизнесе – чтобы «искупить вину» перед ними.
Как только дочки были допущены к кассе, вспоминает Петр Иванович, оттуда начали исчезать деньги. Потом они стали потихоньку вывозить стройматериалы, которыми он пытался торговать. Когда отец застал их за этим занятием и воззвал к их совести, это лишь возмутило подросших дочерей – они избили отца, повалив его на кучу арматуры, подготовленной к вывозу. Было возбуждено уголовное дело, однако виновницам повезло – они попали под амнистию и остались безнаказанными. И сразу же осмелели – уже не скрываясь, взламывали дворовые постройки и на глазах у отца вывозили все ценное, что можно было продать. «Наняли даже сварщика и срезали на металлолом каркас, которым я укрепил материнский дом…» – вспоминает Петр Иванович и глаза его влажнеют…
Дальше началась открытая вражда. Дочери попытались объявить отца невменяемым – ему пришлось срочно бежать на прием к психиатру и брать справку о своем психическом здоровье. На старости лет Петр Иванович оказался не у дел на собственном подворье, где всем теперь заправляли дочери. Жить под одной крышей с ними оказалось невозможно – отца не подпускали к его же имуществу, не давали пользоваться то водой, то газом, отключали свет. Пришлось старику перебраться в дом своей сестры, проживавшей неподалеку.
Свои права на дом Петр Иванович пытался отстоять через суд. Однако дочери утверждали, что возвели пристройку к дому бабушки за свой счет, и отец к этому не имеет никакого отношения. По решению суда недвижимость общей площадью чуть более 40 квадратных метров была разделена поровну между отцом и четырьмя дочерями, подавшими встречный иск, – по 1/5 на каждого. «Ну, как это возможно?! Я занимался строительством и ремонтом целых пять лет, когда дочки были еще несовершеннолетними – что могли построить школьницы?» – до сих пор искренне недоумевает Петр Иванович.
Наверное, он так бы и доживал свой век с сестрой, смирившись с тем, что никогда ему не быть хозяином своих 8 квадратных метров. Но случилась беда – у сестры сгорел дом. Жить старикам стало негде. Сестре пришлось идти в сиделки с проживанием. А Петр Иванович отправился в общежитие, где районная администрация предоставила ему жилье из маневренного фонда.
Казалось бы, конец истории. Точка.
Однако в старости так хочется иметь не койку в общежитии, а свой собственный угол, пусть даже восьмиметровый, обустроить его, населив своими привычками и ритмом неспешного стариковского бытия. Но путь туда ему заказан. «Постоянно в доме проживают двое – средняя дочь и ее уже взрослый сын, мой внук, но они очень враждебно настроены ко мне. Я пытался как-то там обустроиться, но они все время провоцируют меня на скандалы – жить в такой злобе я не могу, – вздыхает Петр Иванович. Помолчав, добавляет: – А нельзя ли как-нибудь сесть мне с дочерями за стол переговоров? Пусть выделят мне эти мои законные 8 метров, но только с отдельным выходом на участок, чтобы я мог там как-то дожить свой век…»
Старик часто моргает и замолкает, опустив голову с венчиком седых волос, чтобы не было видно, как он плачет...
Я тоже молчу – как объяснить ему, что невозможно договориться с людьми без сердца и совести, даже если это собственные дочери? Лучше Шекспира все равно не скажешь…
Коллаж Ольги Пройдаковой