Глядя на очаровательного, быстрого как ртуть мальчугана, трудно поверить, что это тот самый ребенок, которому два с половиной года назад был поставлен страшный диагноз — гепатобластома, злокачественная опухоль печени. И если б не сделанная в Ростовском
…Беда нагрянула внезапно. В тот вечер Евгения, искупав и уложив на диван Димочку (ему тогда исполнилось 2 года 7 месяцев), стала втирать в кожу детский лосьон и нащупала у него в правом подреберье уплотнение, похожее на шишку.
— Я тогда ни о чем плохом не подумала, — вспоминает Евгения. — Ребенок бегал, прыгал, шалил, хорошо кушал — никаких причин для беспокойства. Но утром все же пошла с ним в поликлинику. А там мне сказали, что надо ехать в Ростов — в областную детскую больницу…
Результаты биохимии крови, как ни удивительно, были спокойными. Но УЗИ показало, что опухоль
В одном из кабинетов Евгению даже отчитали: почему раньше не заметила, что у ребенка живот вздут. А та беспомощно оправдывалась: сама ж не врач, откуда могла знать.
Страшный диагноз «гепатобластома» тогда уже прозвучал. Это довольно редкая патология встречается в 0,5 — 2% случаев опухолевых заболевания у детей. И прогнозы тяжкие. В одном из кабинетов Жене даже было сказано: мол, вас ждут черные дни. Она не поверила, возмутилась — неправда! Но про себя уже пришла к осознанию, что жизнь ребенка зависла на волоске…
В этот период Дима и был направлен в детское отделение Ростовского
Судьба словно бы отворила перед ними спасительную дверь, позднее признавала Евгения.
Заведующая детским отделением профессор Юлия Юрьевна Козель, осмотрев мальчика, сказала, что надо ложиться, обследоваться, а затем решать вопрос с операцией. Женя паниковала, дергала и торопила врачей: скорей, когда же операция, нельзя терять время. А ей терпеливо объясняли, что да как, убеждали, успокаивали. «Нам с мужем это всякий раз дух поднимало, — говорит она. — Потому что держались уже из последних сил».
Диму положили в стационар вместе с мамой. Компьютерная томография, анализы, УЗИ, биопсия… Самое главное исследование — по выявлению злокачественных клеток — делалось дважды: первый раз результат был вроде как отрицательный, а второй показал — опухоль
— Когда муж принес в палату листок с анализом и показал его, у меня свет в глазах померк, — вспоминает Евгения. — Он потом рассказывал: «Я смотрю на тебя — у тебя лицо кричит, а голоса нет, звука нет!…»
Предстоящая операция была очень сложна чисто технически, объясняли потом корреспонденту «НВ» в онкоинституте. Трудно подобраться к самой опухоли, тут очень ответственная зона. Не всякий хирург решится осуществить это, надо быть профессионалом
Оперировать взялся Олег Иванович Кит, нынешний директор онкологического института, доктор медицинских наук, профессор. (Тогда, в марте
— Операция длилась пять с половиной часов, — говорит Евгения. — Когда хирурги выходили потом из операционной, у них лица были зеленые, измученные от усталости. Но все равно они находили возможность подойти к нам с мужем и подбодрить, поддержать.
Если б не поддержка со стороны врачей — и до операции, и после, признается, просто не выдержала бы.
— Для меня эти люди… как боги! — у Евгении на глазах слезы при таких словах. — Столько доброты, человечности было проявлено со стороны и Олега Ивановича Кита, и Юлии Юрьевны Козель, и Сергея Алексеевича Кузнецова, нашего лечащего врача, такое у всех было общее желание вытащить моего Димку, выходить… То же самое — и по отношению к другим детям. Знаете, мне кажется, что для них все это — не просто работа…
Димино выздоровление, действительно, из разряда, ну если не чудес,
— Я хочу, — сказала Евгения в конце нашей встречи, — обратиться к тем мамам, чьи дети, не дай бог, конечно,
«Мамочка, я хотел уйти, но не мог же тебя одну оставить», — невероятно, но именно такие слова произнес Жене после операции ее маленький сын,
Специалисты говорят: задача детской онкологии — не продлить жизнь, а вылечить. Дай бог, чтобы это всегда удавалось.
