Врачам на «скорой» сегодня часто приходится слышать: «вы должны», «вы обязаны». А вот спасибо говорят редко. Почему же они не уходят?
Любовь и смерть
ПОДЕЖУРИТЬ ночью со «скорой» я хотела давно. И бригада досталась отличная. Один Сергей Семенов чего стоит! Бывший моряк, который вдруг решил стать педиатром.
– Дело было так, – рассказывает он, пока мы ждем карту вызовов. – Я учился в «мореходке». Туда пошел по зову души, как все раньше ходили. Потом – армия, служил на флоте. Но мама, учитель русского языка, всегда хотела, чтобы я был доктором. И в классе у меня из сорока учеников десять ушли в медицинский. Засобирался туда и мой лучший друг. И меня уговорил. Поступил сразу. Выбрал педиатрический факультет. Я детей очень люблю…
Доктор Семенов как будто сошел с картинки детской книжки про дядю Степу. Высокий, рыжеватый, обаятельный. Армейская выправка у него и смешливые глаза. Семенову 51 год.
– Пожалели, наверное, что на «скорой» остались?
– Ни разу! – уверенно произносит врач.
– Но сейчас такие страсти по Интернету ходят – и бьют врачей «скорой», и унижают.
– Меня никто не бил. Любой конфликт можно решить словом. Хотя бывало, конечно, всякое. И если я вижу, что градус агрессивности начинает расти, вызываю полицию. Но однажды мне все-таки заехали в челюсть армейским сапогом…
Много лет назад девушка с приступом сильной «женской» боли наглоталась таблеток. «Скорую» вызвали, когда делать что-то было уже поздно. Мать, буквально сошедшая с ума от произошедшего, позвонила парню дочери – тот служил в Батайске. Стоял на посту, а когда услышал о беде, перемахнул через забор и побежал. Добрался, когда девушку уже увезли в морг, а к матери в очередной раз приехала скорая.
Парень посмотрел на все происходящее и решил выпрыгнуть из окна.
– Он вылетел из квартиры, я за ним. Бежал солдат на верхний этаж. Открыл там высокое окно, свесился, но я успел ухватить его за сапог. А он – в челюсть. Парня, впрочем, я стащил. Мы с ним сели в подъезде и начали разговаривать.
– Что вы ему сказали?
– Да ничего сакрального. Что да – беда. Но он молод, надо жить, и его еще полюбят, и он полюбит. Да что пересказывать? Он к окну побежал в порыве. Потом пошло. Ну и я помог, чем смог.
Скорая помощь или обслуга?
НА СТАРЕНЬКИЙ рабочий телефон Семенова позвонили. Карта готова. Первый адрес – улица Обороны. Ближе к Буденновскому. Там лежит человек без сознания.
– Это возле рынка? Наверное, перебрал товарищ?
– Посмотрим, но думаю, что да. Из десяти вызовов почти половина таких. Приезжаем, смотрим – есть травмы или нет. Подписываем бумаги и уезжаем. Но пьяных, к счастью, стало меньше. И это благодаря тому, что перестали продавать по ночам водку. Раньше на выходных только таких товарищей и обслуживали.
– Вы говорите – обслуживали. А я всегда думала, что врачи «скорой» спасают.
– Я когда сюда шел, тоже был уверен, что спасаю. И до последних лет такого потребительского отношения не было. А сейчас идет активная кампания по телевизору, Интернету о том, что мы обслуживаем население. Если что не так – жалуйтесь. Недавно в «Союзпечати» увидел «Справочник пациента». Там есть перечень того, чем может быть недоволен пациент, его права, заявления в Минздрав, горздрав и в другие органы. А вот обязанностей пациента нет. Уровень культуры упал до того, что нам иной раз даже спасибо не говорят.
– Неблагополучные?
– Нет. Что вы! Люди простые, со сложными судьбами как раз наоборот – благодарны. Есть у нас бабушка, которая уже потеряла рассудок – старенькая очень. Так она до сих пор помимо ста «спасибо» в качестве благодарности советский рубль сует. Это трогает до слез. А обслугой нас считают люди состоятельные, те, кто живет за высоким забором. Вот с ними сложнее всего держать себя в руках – «вы должны, вы обязаны, я буду жаловаться…»
ПРИЕХАЛИ. На улице под деревом лежит человек. Одет чисто. Рядом – паспорт и дешевый телефон. Доктор Семенов подносит к носу лежащего ватку с нашатырным спиртом. Фельдшер Ольга начинает заполнять документы.
К нам подходит крепкий парень. Рассказывает, что это он вызвал «скорую». Хотел помочь сам, но пьяный сопротивлялся.
– Вот – редкий случай, когда прохожий поступил верно. Не только позвонил, но и остался ждать нашего приезда, – объяснил врач.
Затем раскрыл паспорт. В нем – отметка за отметкой. Товарищ, который уже, впрочем, после нашатыря поднялся и сидел под деревом, оказался из Харькова.
– В Ростов, скорее всего, приехал работать на рынке. В паспорте есть отметка о браке с жительницей области. Думаю, что брак фиктивный. Ну, как ты? Проснулся? – обратился Семенов к гостю города.
Доктор и фельдшер осмотрели пациента, смазали две царапины, провели нравоучительную беседу о вреде алкоголизма и, поскольку пьяный отказался от госпитализации, взяли с него расписку и отпустили.
Не лечитесь по Интернету!
РАБОТА «скорой» в чем-то похожа на работу таксистов – заказы принимаются с того места, куда ты уже приехал.
Мобильный телефон доктора опять завибрировал. Нужно возвращаться на Северный – возле ресторана «Севан» лежит человек. Едем.
– А в 90-х было сложно? – спрашиваю.
– Очень, – улыбнулся доктор. – Мы выезжали на вызовы на такой колымаге, что на поворотах у нас дверь открывалась. Приходилось держать ее рукой. Зимой в машине иней лежал на сиденьях, летом – не продохнуть. И ничего, кроме старых затертых носилок из оборудования. Сегодня уже европейский уровень. Вся техника есть, все медикаменты.
– А пациенты – чем больше даешь, тем больше требуют…
– Но не все. Есть благодарные, есть внимательные. Люди как люди.
– А странные есть?
– На днях меня один папа удивил. Девочка, полтора года, съела виток от энергосберегающей лампы, пока мама делала со старшим ребенком уроки. Сколько малышка проглотила, мы установили опытным путем, по остаткам лампы. Приезжает папа. Солидный мужчина на хорошей машине. Слушает нас, выкручивает еще одну лампочку и начинает есть. Потом говорит: да, правда, можно ее съесть – значит, везем на рентген.
– Зачем он это сделал? – в голове моей подобное не укладывается.
– Наверное, не поверил нам. Докторам сейчас модно не верить. Проверил на себе. Самое ужасное, что помимо стекла в желудок попадает и яд, которым покрыта лампа изнутри.
– Сейчас многие лечатся по Интернету, – начинаю я.
– Интернет для врачей – зло, – отвечает доктор. – Недавно тоже пациент был – лечил рак видеоуроками. Причем человек образованный. Жена нас вызвала, когда у него уже кровотечение открылось. Отвезли в больницу. Через две недели он умер. Сорока еще не было. Или вот случай. Тоже мужчина – жалуется, что нога болит. Приезжаем – сухая гангрена! Нога до половины высохла. Так вот, мужчине 50 лет, юрист, внешне – абсолютно адекватный. Ходить нормально не может давно. Лечил какими-то мазями и обертываниями. Я измеряю сахар – за 30! Он должен уже лежать с таким сахаром, но он нормально себя чувствует. Такая особенность. Отвезли в больницу. Отняли у него потом ногу… Сейчас мы еще страдаем от ветеринарных препаратов. Тоже был один пациент – колени у него болели. Лечил мазью для лошадей, в которой лошадиная же доза препарата. Сыпь пошла такая, что страшно смотреть. Контактный дерматит.
Просто поговорить
Выходим возле ресторана. На этот раз никто «скорую» не встречает. Ищем пациента долго. И находим в кустах. Там лежит бомж. Уж извините за неполиткорректную формулировку. Но если прошлый наш пациент был гражданином, то этот – явный бомж. Запах, который идет от него, сбивает с ног. Семенов надвает перчатки, склоняется над лежащим. Лицо у того одутловатое, под глазом – лиловый фингал, изо рта сочится свежая кровь.
– Э, да мы с тобой сегодня виделись, – улыбаетяс пациенту Семенов. – Ты ж утром был в БСМП. Только тогда еще с волосами. Обрили тебя?
Пьяный кивает.
– А кто «разукрасил»? Свои?
Этот вопрос был сложным. Одним кивком уже не отделаешься. Фельдшер раскрывает чемоданчик, достает вату, бинт, какие-то пузырьки – смачивает, протирает. Через десять минут на пациенте – медицинская «шапочка» из марли, глаз намазан, губы приведены в порядок. Человек может говорить.
– Поехали опять в БСМП, – предлагает врач.
– Нет! Я возле дома уже. Не дошел просто, – отвечает пациент.
Подписывает бумагу с отказом от госпитализации и, покачиваясь, идет к ближайшему дому.
– Удивляюсь, что у него есть дом!
– Почти у всех есть. И не только дом, но и родные. Часто бабушки старые с ними живут, дедушки… А утром у меня другой случай был. Даже я, видавший уже много, расчувствовался. Приехали на Волкова, 5. Там у подъезда бомж, натуральный, без жилья, лежал. Бабульки местные «скорую» вызвали, он голову поранил. Мы нашатыря дали, как обычно. А он пришел в себя и удивился: «Я еще жив? Правда жив?». Потрясение такое на лице было! Он, видимо, ждет смерти, никак эту жизнь дотянуть не может…
– Наверное, на такой работе быстро приходит профессиональное выгорание?
– Приходит. Но не совсем. Детей всегда жалко, потому что у них все впереди, и хочется же, чтобы все они были здоровы и телом, и духом.
ОПЯТЬ ЗВОНОК. Под мостом на Северном водохранилище лежит избитая старушка. Так передал диспетчер. У меня защемило сердце. Сразу представилась бабушка в платочке, которую избил пьяный внук или сын. Этими мыслями я поделилась с фельдшером Ольгой.
– Погодите жалеть. Люди говорят диспетчеру одно, а на деле оказывается другое.
– Ну не настолько же.
– Почему? – улыбается Ольга. – Бывает, что нам сообщают, что у человека давление под 200. Приезжаем, а молодая женщина просто не может понять, какой у нее тонометр лучше работает: новый электрический или старый механический. Или вот вчера мы ездили на вызов, чтобы сообщить пациентке, тоже, кстати, молодой, сколько капель корвалола ей нужно принять, чтобы успокоиться.
– Шутите?
– Нет. Бывает и так, что человеку просто не с кем поговорить. У нас есть постоянный клиент с улицы Ларина. От него четыре года назад ушла жена. Он до сих пор не может отойти от этого – и к психологам ходил, и в церковь. Но ночью на него накатывает, поднимается давление, он звонит в «скорую». Мы приезжаем, делаем укол и успокаиваем.
– А какие-то меры против таких вызовов есть? Штрафы?
– Нет. Мы же обслуживаем население, – иронично улыбается фельдшер.
И времена ни при чем, и нравы
ПОД МОСТОМ бабушки не оказалось. Не было ее и на лавочке, и на берегу водохранилища. Доктор звонил, выяснял подробности, минут через десять к машине выбегает растрепанная женщина средних лет.
– Это я вам звонила. Там мою маму убивают! – кричит она, показывая рукой вглубь пляжа. Совсем не под мостом, в противоположную сторону.
Мы спешим за ней. На берегу стоит крупная нарядная дама. Тихим, надломленным голосом женщина начинает повествовать о том, что ее побили подростки, потом в разговор вмешивается ее дочь (в меру выпившая и не в меру активная), тональность их рассказа ползет вверх и заканчивается ростовским «базаром». Физически больных людей или пострадавших среди вызвавших «скорую» я не заметила. Но понимала, что крепкая бабушка сцепилась с подростками из-за того, что ее внука задел мяч. Бабушка «выпимши», дочка «сильно выпимши», для мальчика все происходящее – занимательная, будоражащая игра…
– Давайте успокоимся, – тихо, но весомо произнес доктор Семенов. – Если вы упали, то может быть сотрясение мозга. Теперь сделаем первичный осмотр.
Врач водит фонариком перед глазами пациентки, ощупывает ее голову, спрашивает про «тошнит – не тошнит». Фельдшер Оля в стороне заполняет бумаги.
– Откуда вы знали, что так будет? – спрашиваю шепотом я.
– Шестой год работаю, опыт. Лето, пляж, алкоголь. Чего только не бывает…
После случая под мостом врачи посоветовали мне ехать домой. Ночь перед выходными ничего лирического уже не обещала.
А НА СЛЕДУЮЩИЙ день я позвонила доктору Семенову, и он огласил мне итоги смены. Они таковы: из 16 вызовов за сутки шесть кардиологических, пять «пьяных», три детские болезни и одна «бытовуха» – муж сломал жене нос за то, что она не отпустила его отдыхать с друзьями. В больницу они ехали вместе.
– Тяжелая у вас работа, не позавидуешь, – замечаю я в конце нашей телефонной беседы.
– Тяжелая, но интересная, – соглашается доктор Семенов. – Засасывает она. Если встал уже на эти рельсы, если это – твое, то уже не сойдешь. И времена тут ни при чем, и нравы. Но когда работа любимая – всегда так…