Своя специфика

—  Частные высшие учебные заведения обучают студентов по тем же образовательным стандартам, что и государственные. Но стоят как бы особняком. 

— Появление частного образовательного сектора в нашей стране заставило государственные вузы хотя бы проявлять больше активности. Мы–то быстрее осваиваем новейшие инновационные технологии в образовании. Не потому, что мы такие великие. Просто мы не можем стоять на месте. К примеру, наш вуз сегодня – самый технологичный. Его опыт от организации учебного процесса, содержания образовательных программ до менеджмента берут на вооружение многие государственные вузы области. Мы деньги у государства не просим, создали рабочие места, платим налоги. Важно и то, что за нами —20–летний  опыт альтернативной формы управления высшим образованием. Министерство образования и науки России создает какие–то экспериментальные площадки, тратит на это огромные средства. Вот — все готово, возьмите, проводите эксперимент.

— Чтобы проводить эксперимент, министерство хочет лучше узнать, как работают частные высшие учебные заведения. Не случайно им было предложено участвовать в мониторинге вузов. Но в последний момент они «сошли с дистанции». Почему?

— Из 450 вузов 120 отослали в министерство документы о своей  деятельности. Но, когда началась бурная дискуссия по критериям мониторинга, мы поняли, что в обществе нет единого понимания, министерство неадекватно отвечает на вопросы, которые возникают у людей. И наша ассоциация решила, что негосударственные вузы не будут участвовать в таком некорректном мониторинге. Дело в том, что у частных вузов своя специфика. Скажем, по помещениям мы не можем соревноваться с обычными вузами, которые размещаются в государственных зданиях. В наших вузах нет бюджетных мест. Что касается ЕГЭ, то те, у кого высокие баллы, выберут скорее не платное, а бесплатное обучение в государственном вузе. То есть  частные вузы заранее проигрывают государственной высшей школе по всем параметрам. Вот если бы в критериях была заложена инновационность, контент образовательных программ, которые повышают качество образования, мы бы выиграли. Но таких критериев нет. А те, по которым проводился мониторинг, не имеют к нам никакого отношения.

— Но вы о мониторинге знали?

— Я поинтересовался в министерстве, с какой целью он проводится. Мне ответили, что для определения эффективности. Но что подразумевать под эффективностью? Если  освоение бюджетных средств, тогда нужно использовать другие критерии, которые позволяют определить, к каким результатам приводит рубль, вложенный в вуз. Или, скажем, инновационность вуза, трудоустройство выпускников. Тут тоже необходимы иные критерии.

— Почему люди отрицательно восприняли мониторинг? Да потому, что не всем понятно, для чего это делается.

— Для оптимизации. Но, опять же, по каким критериям? Те, что были взяты за основу, достаточно спорные. Складывается впечатление, что это делается для того, чтобы перетянуть ресурсы из регионов в Москву. Признать неэффективными государственные вузы с богатой историей, где люди всю жизнь преподавали, получая копейки, неправильно. Безусловно, государство как учредитель имеет право проводить мониторинг вузов. Но проводить его надо так, чтобы всем было понятно, что к чему.

—  В министерстве считают, что надо брать не числом, а умением. То есть  качественным обучением.

— Для того, чтобы повысить качество образования, надо нацелить вузы на технологическое перевооружение, а не применять фискальные методы. Ну как это так, российский министр образования и науки говорит о том, чтобы сократить вузы на 30%. Если бы он сказал: нужно повысить качество образования и посмотреть, что получится. Вот тогда число вузов, которые плохо справляются с этой задачей, можно уменьшить. Проблема российского образования – не в количестве вузов. Я, например, считаю, что, если государство позволяет себе иметь много высших учебных заведений — это хорошо. Но, когда министр зацикливается исключительно на количестве, это вызывает вопросы. Правда, сейчас он уже говорит несколько иначе. На самом деле, цель не закрывать или открывать вузы, а повысить качество.

Говорим — образование, подразумеваем — экономика

—  Всем понятно, что нужно повысить качество образования, но образование почему–то не хочет «повышаться». В чем причина?

— В технологической отсталости. Мы отстаем и в других отраслях: промышленности, строительстве. Возьмите, к примеру, «Мерседес» и «Ладу–Калину» — разные автомобили. Наш автопром далеко не впереди немецкого и американского. Образование отстает гораздо сильнее. Когда выпускник получает диплом, мы еще не знаем, как он проявит себя как специалист. А вот, когда он приходит на производство, все изъяны нашего образования выходят на поверхность. Отсюда у нас проблемы в производительности труда, некачественной продукции. Возьмите те же сто мировых брендовых товаров — там нет ни одного российского. Вот вам и результат. Какое образование, такая и экономика. 

—  Значит, такой запрос у экономики.

— Тут есть несколько системных проблем. Мы до сих пор — без административных ресурсов, каких–то посторонних вмешательств — не  сумели выстроить прозрачную рыночную экономику. Поэтому нет конкурентного рынка, а значит, не сформирован и рынок труда. В 1995 году я писал докторскую диссертацию на тему «Прогнозирование рынка труда». Изучал опыт Америки, России. Когда защитился, была эйфория, вот, сейчас я покажу новый принцип, который поможет нам правильно прогнозировать рынок труда. По каким инстанциям я только ни  ходил, чтобы внедрить свои идеи. Но оказалось, это никому не нужно. Потому что нет самого рынка. И прогнозирование, как один из важнейших инструментов управления, по которому живет весь мир, не нужен. Когда нет рынка труда, как можно говорить, что система образования плохо реагирует на потребности рынка труда?! Ведь этим никто не занимается! Вот из таких вещей складывается качество нашего образования. Это проблема не столько образования, сколько экономики в целом.

Критерии и оценки

— Вы строги в оценках нашей системы образования.

—  Потому что она принципиально отстает от экономики, в то время как должна опережать ее запросы. Что, Россия  с многовековой историей образования, культуры, огромным интеллектуальным потенциалом не может хорошо учить студентов? Может, конечно. Но иногда становится обидно. На Кипре первая высшая школа появилась в 1980 году. Туда едут студенты из зарубежья. Студенты из других стран учатся в Австралии, Новой Зеландии, не говоря уже о Европе и Америке. Ведущие вузы мира вкладывают деньги в открытое обучение. Уже сейчас в известных западных университетах есть бесплатные дистанционные курсы, куда можешь записаться и учиться. Даже китайцы обогнали нас. Вузы Китая входят в сотню лучших вузов мира, а мы только мечтаем…

— Кстати, в зарубежных странах, помимо государственных, достаточно много частных вузов.

—  У нас их тоже немало. Просто досадно, что такой потенциал, который мог бы быть полезным для образовательной системы в целом, не востребован. Нас опять загоняют в тупик — быть такими, как государственные вузы. Тем более с принятием нового Закона «Об образовании».

—  Вы как член экспертного совета по негосударственному образованию комитета по образованию Госдумы  принимали участие в его разработке. И, насколько я знаю, считаете, что в определенных разделах документ замечательный. 

—  В законе действительно заложены инновационные идеи. Наконец–то в нем отражена равнодоступность бюджетных средств. То есть  негосударственные вузы тоже их могут получать. Закон гарантирует конкурентную среду для всех участников образовательной системы. С другой стороны, документ выводит из конкурентного поля МГУ и СПбГУ, которые будут работать по отдельным законам. Понятно, что перед университетами стоит задача попасть в сто лучших вузов мира. Но разве у них нет сил и ресурсов бороться с другими вузами внутри страны? На мой взгляд, это медвежья услуга этим вузам.

—  В будущем году министерство планирует провести мониторинг среди негосударственных вузов. Вы к нему готовитесь?

—  У нас есть своя рабочая группа по разработке критериев, ведем дискуссии. И будем настаивать на том, чтобы в мониторинге учли специфику не только частных вузов. Заместитель министра российского образования и науки Александр Климов сказал, что готов выслушать наши предложения. Посмотрим.

Об успешности и компетенциях

—  На трудоустройство выпускников обратило внимание и руководство страны. А как решается этот вопрос в вашем вузе?

— Мы каждый год выпускаем около тысячи специалистов. И я горжусь тем, что уже несколько лет подряд по проценту трудоустройства выпускников по специальности у нас самый высокий показатель — 85%. Мы с начала учебы нацеливаем студентов на трудоустройство. У нас у каждого студента есть так называемые индивидуальные дорожки. С нашей точки зрения, высшее образование — это три составляющие: образовательный стандарт, воспитательная работа и успешность.

Сегодня у многих молодых людей отсутствуют компетенции, которые бы позволяли им правильно реализовать себя на рабочем месте. Не всегда у них есть желание быть целеустремленными, добиваться чего–то. Мы готовим их к тому, чтобы пробиваться в жизни. И на это нацелена вся наша воспитательная работа. К счастью, в таких вузах как наш этот процесс более управляемый, чем, скажем, в тех, где учится 40–50 тысяч студентов. Я в лицо знаю всех своих студентов, их родителей. В любой момент могу с ними встретиться, поговорить. Трачу месяц на то, чтобы каждому подписать диплом, встретиться с каждым, дать наставления. Казалось бы, это мелочь, но, на самом деле, это играет большую роль. И те, кто хочет воспитать себя как личность, идут учиться в наши вузы.

—  А что подразумевается под компетенциями?

— Когда студент, обучаясь в нашем вузе, параллельно получает навыки работы в реальном секторе экономики. Я считаю, что это наше ноу–хау. Тем, кто приходит к нам учиться, мы говорим, что у него есть три «дорожки» по каждой специальности в науке, управлении, бизнесе. И у каждого есть свой «путь» – индивидуальный план. В вузе — тринадцать научных лабораторий. Если студент идет в науку, мы направляем его в научную лабораторию. Он выбирает тему и все курсовые, спецкурсы связывает со своей научной работой. Для тех, кто думает стать государственным служащим, действует центр госструктур. Кроме занятий, там проводятся семинары, тренинги. А кто хочет заняться бизнесом, идет в центр инновационного бизнеса. Это некая альтернатива существующим при вузах бизнес–инкубаторам, технопаркам. Мы придумали свою схему подготовки и по этой схеме учим, практикуем студентов. Ребята сами организуют свой бизнес, а институт выступает стратегическим партнером: нанимает наставников, консультантов, которые с ними работают. Любой из студентов может уже сегодня включиться в какое–то дело и по окончании вуза иметь пусть небольшую, но свою долю бизнеса. То есть  это реальный бизнес, который можно создавать в любой сфере.

—  А вот отечественные бизнесмены вкладывают средства во что угодно, только не в образование…

— Я приведу такой пример. Гарвардский университет мне представлялся как МГУ — монументальным зданием. И, когда я туда попал, удивился невзрачным двухэтажным строениям. Ну, просто деревня. На лужайках сидят студенты. Спрашиваю: «Где главный корпус?» «Какой главный? Может, ресепшн нужен?» — отвечают. Показали на какое–то неприглядное здание, где ведется регистрация приезжих. Оказывается, у них вообще нет понятия главный корпус. Подходим к юридическому факультету. На здании читаем: «Аустен хаус» – «Дом Аустена». Идем в бизнес–школу — «Дом Рокфеллера». Эти дома строили бизнесмены и дарили университету. В знак благодарности университет на каждом здании установил таблички с их именами. Это большая честь для бизнеса. А для отечественного бизнеса престижно иметь футбольные, баскетбольные клубы. Взяли и профинансировали хотя бы один университет. Он же прибыль не принесет. Но я верю, что со временем и в наших вузах появятся таблички с именами бизнесменов, пожертвовавших средства в пользу образования.