21 сентября 1861 года в верховном суде Западной Бенгалии, заседавшем в крепости Вильям, публика ждала окончательный вердикт по спорному наследственному делу индийского армянина Бабаджана, завещавшего в пользу далекой донской Нахичевани свое немалое состояние, в том числе здание, занимающее целый квартал в торговом центре Калькутты.
Чарльз Свинтон Хагг, глава британской колонии и управляющий Калькутты ответчик по делу вел процесс крайне агрессивно и своими публичными выступлениями настраивал судебные власти на недопустимость уступки в этом деле. Ему было отчего возмутиться. За шесть десятилетий наследство, оставленное завещателем, Калькутта приумножила разумным пользованием. И вдруг явились
Сторону истца на процессе представлял Микаэл Налбандян, известный армянский публицист.
Когда суд оглашал решение, он, стоя в зале, задыхался и кашлял кровью: в условиях тяжелого калькуттского климата проснулась застарелая болезнь. По реакции публики, еще до перевода с английского, Микаэл понял, что его миссия обернулась успехом, но для радости уже не было сил. Его трясла лихорадка.
Огласив решение, судья пригласил стороны в свой кабинет и здесь подробно растолковал Хаггу и Налбандяну силу незыблемости основ британского права: воля завещателя, если она ясно выражена, признается священной и потому находится под защитой британской короны. Решением суда город
В тот же день, видя состояние Налбандяна, судья проявил милосердие и распорядился без проволочек выдать ему необходимые документы и выплатить первую сумму в 60 тыс. рублей.
Ближайшим кораблем Налбандян отправился в обратный путь. Однако на свою беду домой он не торопился. Его ждала Европа и революционно настроенные единомышленники, с которыми он близко сошелся в Лондоне год назад на пути в Индию, в кружке Герцена.
И вот год спустя он вновь явился к ним и был принят уже не как бедный недоучившийся студент, а как удачливый деловой человек, в распоряжении которого оказалась значительная сумма денег. Герцен так и называл его золотым человеком, а еще лидером армянского крыла общемирового освободительного движения. Налбандяну подсказывали, как лучше потратить деньги.
На протяжении нескольких месяцев, курсируя из Парижа в Лондон и обратно, Налбандян присоединил свою кипучую энергию к подготовке «европейского народного восстания». Его страстный публицистический запал воспламенял
Что же тогда делать? недоуменно спрашивал сподвижник Герцена Бакунин. Неужели ехать
Много лет спустя более сдержанный в порывах Герцен в одном из безжалостных писем Бакунину пишет: «Ты прожил до 50 лет в мире призраков, студенческой романтики, великих стремлений и мелких недостатков болтуном с чесоткой революционной деятельности. Болтовней ты погубил не одного Налбандяна ».
На исходе весны 1862 года Налбандян направился, наконец, домой. Он хорошо знал нравы нахичеванцев и его, конечно же, тревожил отчет о денежной составляющей его миссии. Чтобы хоть
В один из дней, когда Микаэл плыл на пароходе в Россию, в Лондоне после очередной ресторанной пирушки революционеры, выйдя на улицу, остановились обсудить недоговоренные проблемы, отъезд в Россию курьеров с очередным номером «Колокола» и письмами к единомышленникам. Агентам царской охранки, следившим за этой компанией, оставалось лишь запоминать громко произносимые имена и адреса. Было названо и имя Налбандяна.
Меж тем нахичеванцы, два года назад отрядившие в Индию своего представителя по наследственному делу, конечно же, ничего не знали о революционных страстях, вдруг пересекшихся с их имущественными интересами. Приносимая редкой почтой скудная информация от Налбандяна ободряла: город
Нахичевань город купцов и ремесленников от основания своего жил зажиточно и расчетливо и заботился, чтобы общественная копейка не оказалась в чужом кошельке. Когда
Встреча растянулась на весь день. Каждому хотелось узнать подробности суда, своими глазами увидеть прибывшее богатство. Нахичеванцы столпились у дома Налбандянов, наблюдая разгрузку прибывающих подвод с тюками и ящиками. Отец Микаэла, старый нахичеванский кузнец Лазарь, был горд от счастья видеть сына в зените всеобщего внимания. Поздним вечером вместе с городским головой Гайрабетовым Микаэл вышел к народу и попытался коротко объясниться. Собравшихся это не удовлетворило. Всех интересовали подробности. И главное: где деньги? И сколько!? Тут же возникла группа нахичеванцев, подозревающих неладное.
Микаэл обещал все разъяснить через пару дней на городском собрании. На том и сошлись.
Но в ночь накануне собрания еще более ошеломляющая новость всколыхнула нахичеванцев. Командой жандармских офицеров по Высочайшему повелению Налбандян был арестован. Нахичеванцы заговорили о махинации с наследством: ведь траты на политические цели в сознании большинства горожан не укладывались.
Утром усиленная охрана вывела Микаэла из дома в наручниках и на глазах толпы усадила в жандармский экипаж. Офицер, руководивший арестом, объявил, что Налбандян как особо злостный государственный преступник по доставлении в столицу будет заключен в Петропавловскую крепость. Потрясенные нахичеванцы пытались выспросить
Так печально завершилась столь успешно начавшаяся деятельность Микаэла Налбандяна на общественно полезной нахичеванской ниве.
На том завершилась, собственно, и вся его короткая (37 лет) жизнь. Из Петропавловской крепости он вышел через три года с «летальной» стадией туберкулеза и умер через несколько месяцев в ссылке. В родной город вернулся лишь гроб с его телом.
И вновь встречать Налбандяна вышел весь город, и снова возникла надежда, что теперь, после нескольких лет неизвестности, нахичеванцы получат отчет о наследственном деле. Однако сенатскую комиссию индийское наследство не интересовало, она ограничилась изобличением Налбандяна в «противозаконных сношениях с лондонскими пропагандистами», определив в приговоре: «оставить в подозрении!».
И
Город успокоился на том, что в итоге
Остальные суммы, а это, по подсчетам Катакази, около половины денег, исчезли. В записных книжках Налбандяна, дошедших до наших дней, есть записи и расчеты, из которых следует, что в Париже он неоднократно получал прибывающие из Индии дополнительные суммы и закупал на них сотнями золотые франки в монетах. Где они?
Нахичеванцы шептались о внезапном обогащении брата Налбандяна, ранее мелкого торговца. Обосновавшись в Ростове, он стал заметным коммерсантом, взял себе новое имя Серафим Кузнецов. Однако слухи остались слухами: одни подозрения и никаких доказательств.
Через пятьдесят лет уже следующее поколение нахичеванцев решило разобраться со своим «индийским» капиталом и вновь отрядило в Калькутту своего представителя. Им стал
Снова в судебном процессе в той же крепости Вильям было принято решение о выплатах накопившихся процентов. По возвращении Бедельяна нахичеванцы получили, наконец, полную ясность по наследственному делу за более чем вековой период. Вплоть до советских времен суммы исправно поступали на особый счет
Коллаж Ольги Пройдаковой