Переселение четырех слонов — Хороса, Юмы и Синты с малышкой Ситарой — заняло всего четыре часа. Зоопарк гордится этим, как свидетельством понимания, которое возникло между слонами и теми, кто о них заботится.
Поскольку Хорос, Юма и Синта прибыли к нам из Германии и с детства привыкли к немецкой речи, я поинтересовалась, как тут решается лингвистический вопрос: слоны осваивают русский или их новые опекуны — немецкий?
— Чтобы в головах у слонов не было путаницы, привычные им команды попрежнему даются на немецком. Но в остальных случаях наши сотрудники общаются с ними на русском. Слоны отлично их понимают, — ответила зам. директора зоопарка Нина Евтушенко.
— Про малышку Ситару можно сказать, что растет не по дням, а по часам?
— В весе прибавляет, это — да. А в остальном слоненок развивается довольно медленно. У слонов вообще медленное взросление.
Напомню, что наши слоны, по меркам для этих животных, — подростки. Слон становится взрослым к 10 годам, а нашим только шесть лет.
— И просто «несовершеннолетняя» мама ляльку родила.
— Да, то, что этому предшествовало, произошло еще в Германии, о чем рассказывали многие СМИ, в том числе и ваша газета.
— Нина Егоровна, а почему, хотя наш зоопарк работает с восьми до восьми, «приемные часы» у слонов меньше, чем у остальных: с 9 утра до 16.45?
— Слоны — высокоорганизованные животные с более сложной, чем у многих других психикой. Они более чутко реагируют на внимание к ним со стороны посетителей. Внимание это — очень большое. Слоны попросту от него устают, но в отличие от ряда других животных нашего зоопарка у них нет возможности отдохнуть в какомто укрытии.
— И чтобы не перегружать их нервную систему лишними эмоциями, вы сократили их «приемные часы». Выходит, известное сравнение с толстой слоновьей кожей — ошибка?
— Кожа у слона, в самом деле, толстая, но если только говорить о прямом смысле этих слов. В переносном все совсем не так: слоны эмоциональны, легкоранимы.
…Если в слоновнике то и дело слышится, как родители декламируют Барто или побуждают к этому своих малышей («Головой кивает слон, он слонихе шлет поклон»), то около нового вольера с гималайскими медведями вспоминают художника Шишкина. И, конечно, его «Утро в сосновом лесу».
Правда, медведя здесь не четыре, как у Шишкина, а только два, да и то вместе их увидим, если они захотят пообщаться: вольер устроен так, что у них есть возможность отдохнуть друг от друга. Тут же и дерево живое, растущее, и поваленное, — в сущности гигантская коряга, с которой медведи играют. И еще — целая роща, только нарисованная.
Гималайские мишки могут поплескаться в бассейне. Посетителей отделяет от них не двойная решетка, как прежде, а ров, заполненный водой.
Соседний, такого же типа, вольер мне показался еще не заселенным. Но это не так. Хозяин у него уже есть — медведь бурый. Просто не повезло увидеть.
— Животным, попадающим в незнакомое место, свойственно осторожничать, — объяснила отсутствие мишки Нина Евтушенко. — Прежде вольеры у наших медведей были тесные, но свои, родные. Теперь — светлые, просторные, но пока чужие. Подождите. Нужно время, чтобы животные пообвыклись. Как привыкнут, — прятаться перестанут.
