Дата публикации:
26 мар 2015 г.
Сегодня – день памяти народного артиста России Николая Сорокина, актера, режиссера, руководителя Ростовского академического драмтеатра имени Горького. В честь Сорокина артисты играют поставленный им по пьесе Горького спектакль «Васса Железнова»
1142
«Без него донской народ неполный», – перефразируя известную строчку, сказал один из друзей Сорокина. Вот и мы решили добавить еще несколько штрихов к портрету Николая Евгеньевича.
Олег Игнатов, председатель Ростовского регионального отделения Союза художников России:
– Я познакомился с Сорокиным случайно, в поезде, когда не занимал еще никаких должностей, а был просто художник. Сорокин же тогда являлся не только актером, режиссером, худруком, но и депутатом Госдумы. При этом в нем не ощущалось чувства какого-то превосходства над остальными. Общительный, веселый человек.
Сорокин захотел взглянуть на мои работы, они ему понравились, и он предложил мне заняться сценографией романтической постановки в старинном стиле. Но тогда с этим не срослось, а время спустя (я уже стал председателем отделения нашего творческого союза, и мы к юбилею Шолохова организовали выставку всероссийского масштаба) Сорокин снова обратился ко мне с таким предложением. Только теперь речь шла о спектакле «Судьба человека».
Меня поразили репетиции. Чувствовалось, что это – сплоченная команда, и люди, работающие в разных цехах, рады помочь друг другу.
Но самым выдающимся явлением на этих репетициях был Сорокин. Наблюдая за ним, я придумал «Начало» – портрет Николая Евгеньевича, на котором он словно демиург. Еще ничего нет во Вселенной, но он играет на скрипке, и поэтому не может не родиться чудо – будущий театральный спектакль.
Кстати, с «Судьбой человека» театр ездил на различные фестивали и домой возвращался с наградами.
Сорокин был из тех людей, вокруг которых все вертится, вращается, кипит. Этому способствовало его превосходное чувство юмора. Был у него тут свой конек. Когда-то он сыграл роль Сталина и потом блестяще воспроизводил сталинские интонации. Он мог произносить реплики в сталинском стиле и голосом Сталина и в дружеском кругу, и на каких-нибудь совещаниях – для разрядки напряженной атмосферы. Срабатывало! Тем более что делал это Сорокин остроумно и уместно, что свидетельствовало еще и о том, что у него был незаурядный дар психолога.
Тамара Сорокина, вдова Николая Сорокина, художник-гример Ростовского драмтеатра им. Горького:
– Чего он был начисто лишен, так это высокомерного отношения к окружающим. Будучи депутатом Госдумы, Николай Евгеньевич жил на два города: Ростов и Москву. В Москву предпочитал ездить поездом, который прибывал на Казанский вокзал ранним утром. Сорокин спускался в метро и ехал в Думу. Это обескураживало его помощников, которые считали, что ему следовало бы вызывать служебную машину. «Зачем? – удивлялся Сорокин. – Я как только представлю, что бедному водителю надо вставать ни свет ни заря, чтобы доехать до гаража, подогнать машину к вокзалу, и мне сразу становится неловко. Тем более что рядом – отличное метро.
Несколько лет назад сначала в Москве, а потом в Ростове произошли трагические события в молодежной среде, которые вылились в несанкционированные уличные марши. В Ростове с таким маршем множество молодых ребят пришло на Театральную площадь, как раз к нашему театру. Многие в толпе были на взводе, но Николай Евгеньевич смело шагнул им навстречу. Потом он объяснял мне, что страх у него был один: как бы не совершилась провокация, которая привела бы к непоправимым последствиям.
В толпе нашлись люди, которые сразу его узнали и в глазах которых он был человеком, заслуживающим доверия. Ему удалось уговорить участников марша делегировать своих представителей для переговоров с городскими властями и спокойно обсудить ту непростую ситуацию. Диалог проходил прямо в театре, все завершилось благополучно.
Еще случай – совсем маленький и вроде незначительный, но характерный. Наш театр был на гастролях в Воронеже. Однажды мы вышли из гостиницы, и Николай Евгеньевич вдруг сделал шаг в сторону, куда-то пошел, а времени, чтобы добраться до той площадки, где шли наши спектакли, – в обрез. Кричу, что мы опаздываем, а он наклоняется, поднимает с земли разбитую стеклянную бутылку и отправляет ее в урну.
– Вдруг кто-то будет идти в темноте и на нее наступит, – говорит Сорокин. Там было много людей, и все они равнодушно проходили мимо этих осколков. Только он остановился и поднял.
Андрей Ребенков, артист театра («Гоголь-центр», Москва) и кино:
– Хорошо помню тот день, 18 сентября 2001 года, когда цепочка жизненных событий привела меня, выпускника Ярославского театрального института, работавшего после его окончания в Новочеркасском театре, к двери худрука Ростовского драмтеатра имени Горького. И вот я сижу в кабинете Сорокина и слушаю его рассказ о том, какой он видит мою судьбу в этом театре.
Перспективы рисовались хорошие, но я даже представить себе не мог, что о годах работы в Ростове буду вспоминать как о времени своего счастья. Мне завидовала даже жена, когда видела, с какой радостью я собираюсь по утрам на работу. Этот театр стал для меня домом, Николай Евгеньевич Сорокин – вторым отцом.
Он бывал импульсивен, мог накричать на кого-то, но это был не испепеляющий гнев, а отцовский окрик.
Для Сорокина не существовало понятие неурочного времени. В любую минуту к нему можно было обратиться за помощью, и он постоянно хлопотал за кого-то из труппы. Устраивал детей в садик, помогал найти для консультации хорошего врача и т. д. и т. п.
Переехав в Москву, я поразился тому, сколько людей в самых разных столичных театрах знает Сорокина и вспоминает о нем с большой теплотой.
Я горд тем, что могу назвать себя учеником Сорокина. Для меня большая честь, что Кирилл Серебренников доверил мне роль в своем знаменитом спектакле «Мученик», но я понимаю, что обязан этому также и Сорокину. Это его школа (а он был горячим и верным сторонником русского театра переживания, который считал лучшим в мире) позволяет справляться с теми творческими задачами, которые теперь ставят передо мной режиссеры в театре и на съемочных площадках.
Любовь Суркова, тележурналистка (ГТРК «Дон-ТР»), автор и ведущая программы «Провинциальный салон»:
– Однажды Ростовский драмтеатр поехал на гастроли в Болгарию, а вместе с ним и наша съемочная группа. Это было возвращение нашего театра в эту страну после долгого перерыва, и мы собирались снять об этом событии фильм.
Прежде дружба нашего театра с плевенскими зрителями была крепкой, но потом прервалась, много перемен за эти годы произошло в жизни наших стран, словом, мы волновались: пойдут болгары на наши спектакли или не пойдут?
Пошли! В залах – аншлаги и переаншлаги. В последний день гастролей, когда показывали «Невидимые миру слезы» – спектакль, который Сорокин поставил по произведениям Чехова, зал в финале встал и аплодировал особенно громко и горячо.
На Николае Евгеньевиче в тот вечер была какая-то простенькая жилетка, и мы попросили его повременить с выходом на поклон, чтобы нам успеть снять артистов, которые все в старинном, красивом. Но публика так ревела от восторга, что Сорокин не стерпел, вышел на сцену и сказал с видом эдакого простого мужичка: «Вот я все это слушаю и думаю: да никакая НАТА нас никогда не поссорит!»
После этих слов в зале вообще случилось такое неистовство, что едва не поднялась крыша.
А наутро мы были в мастерской болгарского архитектора, одного из создателей знаменитой Плевенской панорамы. Он – востребованный на родине и за рубежом мастер, крутой такой, и все вокруг у него тоже крутое. Я осторожно поинтересовалась, остается ли у него время для посещения театров, и оказалось, что как раз вчера он был на спектакле «Невидимые миру слезы», смотрел и не понимал, как же целых двадцать лет жил без всего этого?
– А потом, – продолжал он, – когда на сцену вышел этот ваш смешной человек и сказал, что никакая НАТА нас не рассорит, у меня почему-то слезы потекли рекой.
Николай Сорокин был личностью колоритной, неординарной. Искренне любил свой театр, казачество, Дон. Я думаю, что вспоминать теплым словом его будут еще долго.