Вызывая огонь на себя

- «Тихий Дон» был опубликован в 1928 году в журнале «Октябрь». Анатолий Калинин, 12-летний мальчик, прочитал его запоем и решил встретиться с автором. В ту пору учительская семья Калининых жила в Миллерово, откуда до Вешек путь неблизкий, тем более по тогдашним дорогам. К счастью, шел обоз в Вешки. Анатолий лежал на мешках с зерном, волы неспешно брели по степи, наполненной волнующими ароматами цветов и трав. А над головой раскинулся бескрайний шатер звездного неба. Совсем как в повести Чехова «Степь», которую Толя Калинин к тому времени уже прочитал. Шолохова он увидел издали - постеснялся подойти и поблагодарить за «Тихий Дон». Рассказывал, что видел, как молодой подтянутый, с военной выправкой человек сошел с крыльца, направился к почтовому ящику, взял корреспонденцию... Шолохову было в ту пору 23 года. Следующая долгожданная встреча состоялась в 1938 года, когда 22-летнего корреспондента «Комсомольской правды» Анатолия Калинина направили в станицу Вешенскую встретиться с Шолоховым, то есть взять у него интервью. Беседа сложилась интересной, долгой, откровенной. Шолохов с ходу безошибочно распознал в кареглазом со смоляными кудрями юноше будущего писателя, он делился с ним секретами творческого мастерства. Разговор об этом продолжился в декабре 1939 года, когда на северо-западе разворачивались финские события. Тогда Калинин уже надел шинель военного корреспондента: та же «Комсомолка» посылала его на финский фронт. Шолохов в то время дописывал последние главы «Тихого Дона». Со всех концов Советского Союза летели письма читателей: «Оставьте в живых Григория! Григорий должен жить!»

Шолохова очень волновала эта новая война. Вероятно, он чувствовал, что грядет куда более жестокая и долгая - с фашизмом.

Отец рассказывал, что когда он засобирался на поезд в Миллерово, Шолохов, понимавший, что шинель не согреет юного писателя, дал ему свой полушубок - на улице стоял лютый мороз. Отец отдал полушубок водителю, когда сел в поезд. Через некоторое время, уже после войны, Михаил Александрович спросил у него: «Толя, ты нормально тогда доехал? Не замерз?» «Нет, Михаил Александрович, все в порядке». «А глаза у него лукавые, - рассказывал отец. - Понял я, что-то тут не так. - Полушубок я вернул вашему шоферу, - сказал я». «Ясно. Я так и думал. - Михаил Александрович рассмеялся своим особым - заразительным и совсем детским смехом. - Себе взял, разбойник...» Потом были другие встречи, много встреч.

- Я тоже слышала такие разговоры. И до отца они доходили, но этому он только улыбался. Думаю, они и ушей Михаила Александровича не миновали. Конечно, это не так - у них-то разница всего каких-то одиннадцать лет. Но в своих письмах, телеграммах, в телефонных разговорах, да и при личных встречах Шолохов часто называл Калинина сынком. Отсюда, наверное, и пошли эти слухи.

- Марию Петровну, супругу Михаила Александровича, видела раза три. Простая, острая на язык. По всему было видно, была в молодости и красавицей, и замечательной хозяйкой. Мужа очень любила, хотя, признаться, у Михаила Александровича характер был нелегкий, это и дети их говорили, и сама Мария Петровна. Гений в быту не может быть покладистым. Но это отдельный разговор.

Дружила я и продолжаю дружить с Марией Михайловной, младшей дочерью, и Светланой Михайловной, самой старшей из детей. Они разные, но обе простые в общении, носа не задирают, как некоторые писательские дети. Добрые, умные. И сыновья такими же были - Саша и Миша.

- Знаю. Своими глазами видела. Писать не писал, но был первым читателем последних глав. Помню, рассказывал, что Михаил Александрович советовался с ним: публиковать их или нет. Отец сказал решительно: «Публиковать!» Они были напечатаны в «Правде». Шолохов многие свои произведения публиковал сначала в газете «Правда». Тираж у нее в ту пору был огромный - многомиллионный. Вся страна ее читала, из рук в руки газету передавали люди. Читала я в интернете и про то, что «Судьбу человека» Калинин написал. Жаль, что отец про это не успел прочитать - вот бы посмеялся от души.

- Недавно я разговаривала по телефону со старшей дочерью Михаила Александровича Светланой Михайловной. Она 1926 года рождения. Хорошо помнит своего деда, атамана станицы Букановской Петра Яковлевича Громославского, его рассказы о гражданской войне. Семья Шолоховых-Громославских (Петр Яковлевич приходился отцом Марии Петровне, жене Шолохова) была культурной и образованной: читали книги, выписывали журналы. Так вот Светлана Михайловна сказала, что дед ее даже не был знаком с Крюковым, который уже в семнадцать лет подался в Ростов. Петр Яковлевич дальше Новочеркасска, где сидел в тюрьме за свои политические убеждения, нигде не был. Ну а что касается сплетен о том, что Громославский сам написал «Тихий Дон» либо помог Шолохову его написать, мне это кажется по-детски наивным. Пел Петр Яковлевич хорошо – в церкви, дома, знал много казачьих песен. Но чтобы просто так взять перо и написать гениальный роман?.. Это разговор для невежественных графоманов, которые в школе имели двойки по сочинениям. Труд писателя, а тем более такого, как Шолохов, – настоящая каторга, хотя и добровольная: ты сам надеваешь эти цепи и потом ими всю жизнь гремишь, поскольку не мыслишь жизни иной. И нет тебе ни днем, ни ночью покоя.

- Верить в такую клевету – значит порочить самих себя, расписываться в собственной своей духовной и интеллектуальной скудости. Жаль мне таких людей. Даже на Западе мало кто верит в эту ересь. В 1990-е годы я побывала на многих книжных ярмарках в качестве переводчика с английского. Люди из издательского мира, с которыми мне доводилось общаться по долгу службы, смеялись, когда я спрашивала, верят ли они в то, что «Тихий Дон» написал не Шолохов, а какой-то другой автор. Один старый немец, помню, сказал: «Это мой отец написал. Ха-ха-ха. А почему бы и нет? Он воевал в России в Первую мировую».

«Вы, русские, очень наивные люди, - сказал тот немец. – И своих гениев не можете защитить. Попробовал бы кто-нибудь у нас распространять подобную чушь про нашего Гете или Шиллера. Вот уж точно никто бы в это не поверил, а его отправили бы в сумасшедший дом».

- У Калинина есть на этот счет прекрасное стихотворение. Оно вошло в цикл «Реквием», посвященный Шолохову, и лучше самого Анатолия Вениаминовича не скажешь:

Если друг, клеветой доведенный,

Будь готов на него возведенную

Ничего в благодарность

Только дружбой гордясь и любя,

И железному правилу следуя

Для Калинина это был не художественный образ, а принцип его собственной жизни. Так он понимал дружбу.