Жизнь – сплошное карузо

Василий АКСЕНОВ нашел в Ростове стиляжную натуру. Фото с сайта new.serv.snarva.ee

Об этом эпизоде полувековой давности Лариса ПОПОВЯН, главный библиограф отдела краеведения Донской публичной библиотеки, рассказывала недавно в Казани. Почему именно там? 

– Казань – родной город Василия Павловича Аксенова, там находится его дом­музей, – пояснила Лариса Капреловна. – Этот дом­музей – настоящий культурный центр. Ежегодно на его базе проходит литературно­музыкальный фестиваль «Аксеновфест». Но и в другое время пустых окон в музейном расписании нет: встречи, литературные вечера, концерты. Меня пригласили выступить на одном из таких вечеров. В его программе было два сообщения. Исследовательница из Пятигорска рассказывала, чем для Аксенова был Кавказ, я – о двух днях, проведенных Василием Павловичем в Ростове не бесследно для его творчества.

– Название у вашего выступления интригующее – «Одно сплошное карузо: импровизация на два голоса»…

– Пребывание в Ростове Аксенов описал в романе­воспоминании «Таинственная страсть». Есть в нем ироническое замечание о том, что жизнь в этом городе, с которым он встретился впервые, бурлит, как одно сплошное карузо. Главу о Ростове он так и назвал: «Карузо».

Роман, даже когда он автобиографический, на абсолютную документальную точность не претендует. Мне было интересно сравнить аксеновское художественное видение этих событий с воспоминаниями о тех же двух днях Леонида Григорьевича Григорьяна, большого российского поэта, нашего земляка. В то время он преподавал латынь в Ростовском медицинском институте, где и произошла часть описываемых Аксеновым событий. 

Между этими двумя картинами есть разночтение в некоторых деталях, в чем­то они друг друга дополняют.

– Значит ли это, что были у этих событий какие­то потаенные пружины, Аксенову неизвестные?

– Не то чтобы потаенные, но, к примеру, предыстория приезда Аксенова и Окуджавы в Ростов в романе отсутствует. У Григорьяна она есть. И в этой истории – тоже свой колорит, дух того времени.

Осень 1968 года. Страна готовится отметить с размахом полувековой юбилей Ленинского комсомола. Многие комсомольские организации стремятся украсить свой праздник именитыми гостями.

По воспоминаниям Григорьяна, идею пригласить на юбилейные торжества в Ростовском мединституте столичных литераторов подкинул комсомольцам парторг: старшие товарищи – коммунисты ход подготовки к празднику держали на контроле. Есть и другая версия: это комсомольцы­активисты придумали насчет московских гостей, пошли со своим предложением в партком посоветоваться.
 
Кто бы ни был инициатором этой идеи, обсуждали ее с парторгом, человеком, по характеристике Григорьяна, в сферах литературы и искусства не особо просвещенным.

Первое имя желанного гостя, которое назвали студенты, – Евгений Евтушенко. Это был для молодежи, говоря современным языком, культовый поэт. Всего несколько месяцев назад парторг, наверно, ничего бы не имел против этой кандидатуры. Но в августе 1968­го страны Варшавского договора ввели в Чехословакию войска, чтобы «выправить» курс этой страны, отклонившийся от магистрального пути социализма. Евтушенко был среди той части советской интеллигенции, для которой ввод войск в Чехословакию – это конец оттепели. Он написал стихотворение на эту тему, попал в опалу.

Кандидатуру Роберта Рождественского парторг тоже отверг: одна компания. Тогда кто­то из студентов предложил пригласить Аксенова. Об Аксенове парторг, похоже, и не слыхивал. Поинтересовался, комсомольский ли это писатель, и получил положительный ответ. Особенно парторгу понравилось, что этот литератор по образованию врач. Разговор был примерно такой: «Врач – это хорошо. Это для нашего вуза как раз то, что надо. А еще кого бы позвать?» – «Может, Окуджаву? Он фронтовик, воевал». – «Фронтовик – это очень хорошо. Это просто замечательно. Значит, решили: Аксенов и Окуджава».

– Столичные гости в регионах – всегда желанные гости. А известно, чем это приглашение для Аксенова и Окуджавы показалось таким привлекательным? Ведь приглашал на комсомольский юбилей, наверно, не только Ростов?..

– У Булата Окуджавы отношение к Ростову, вероятно, было теплым, потому что здесь жил друг его юности поэт Даниил Долинский. В конце 1950­х Окуджава приезжал сюда в творческую командировку, когда работал над переводами северокавказской поэзии. Через несколько лет он участвовал в грандиозном концерте в честь 50­летия СССР на стадионе «Ростсельмаш». В составе творческого десанта были известные артисты и певцы: Марк Бернес, Михаил Пуговкин, Иосиф Кобзон, Зоя Федорова, Павел Лисициан и другие.

Что до Аксенова, он обмолвится потом, что хотел найти в южном городе колоритную стиляжную натуру.

– Как встретил их Ростов?

– В «Таинственной страсти» у самого Аксенова и его друзей­шестидесятников – вымышленные имена: Аксенов – это Ваксон, Булат Окуджава – Кукуш Октава. Вот как там описан приезд Ваксона и Кукуша в Ростов: «Кучка студентов встречала их на вокзале. Прямо там передали дополнительное приглашение – выступить сегодня вечером на городском празднестве в честь 50­летия Ленинского комсомола. Ваксон было заартачился, но Кукуш ему шепнул:

– Соглашайся, чудак, ведь комсомол – это наша альтернативная партия».

Этот городской праздник проходил в построенном всего год назад Дворце спорта. Это грандиозное по тем временам сооружение Аксенову показалось еще двое больше. Возможно, то было просто художественное преувеличение, но в романе он говорит о десяти тысячах зрителей, когда на самом деле его вместимость – пять тысяч.

На сцене – театрализованная история комсомола, главные вехи боевого и трудового пути. Всадники на настоящих донских скакунах, изображающие Первую конную, тачанка, в честь которой гремит хор: «Эх, тачанка­ростовчанка», строительство ДнепроГЭСа, взятие Рейхстага, покорение космоса.

Среди почетных гостей – Герой Советского Союза Иван Тюленев, вдова писателя Николая Островского, автора известного каждому комсомольцу романа «Как закалялась сталь», актриса Варвара Мясникова – Анка­пулеметчица из всенародно любимого фильма «Чапаев».

По наблюдениям Аксенова, они с Окуджавой вызвали недоумение сидевших в первых рядах отцов города уже своей наружностью: не при параде. Кукуш – в кожаночке, Ваксон – в помятой вельветовой костюменции.

Им дали слово. Начал Окуджава, заговорил о роли интеллигенции, о необходимости развиваться духовно. В первых рядах насторожились, чуя подвох. И тут масла в огонь подлил Аксенов. Вот пересказ его речи из «Таинственной страсти»: «Сейчас нам надо, сказал он, не столько силу увеличивать, сколько развивать интеллект. Иначе мы уподобимся динозаврам. Развитие этих наших предшественников в роли лидеров Земли зашло в тупик, когда оказалось, что у них только мускулы неимоверно увеличиваются, в то время как мозг остается непропорционально малым».

– В одном из очерков Аксенов, упоминая об этом случае, писал, что они с Окуджавой стояли спиной к спине, словно у мачты корабля в отчаянно штормящем море. Что было после шторма?

– Встречу в мединституте не отменили, но в гостиничный номер, где поселились Аксенов и Окуджава, пришли представители ее организаторов и попросили быть осторожнее в высказываниях. В романе сообщается, что комсомольцам мединститута было рекомендовано дать надлежащий отпор неадекватным московским гостям, подпортившим празднество во Дворце спорта.

По свидетельству Григорьяна, парторг, который и заварил всю эту кашу с приглашением московских литераторов на комсомольский юбилей, буквально за считаные минуты до появления Аксенова и Окуджавы в зале обратился к своим верным товарищам с призывом дать достойный отпор.

Чуткий Окуджава мгновенно уловил это настроение по лицам сидевших в первом ряду и решил, что сейчас врежет. 

И все­таки концерт продолжался целых два часа. Первоначально разговор шел на сугубо литературные темы, но при этом гости ходили по острию ножа. Заговорив о значительных писателях 1920–1930­х годов, Аксенов воздал должное полузапрещенным Исааку Бабелю и Андрею Платонову. Окуджава на вопрос, знает ли грузинский язык, ответил, что он – грузин московского разлива, и не преминул упомянуть о том, что его родители так же, как родители Аксенова и еще миллионы советских людей, в годы Большого террора были репрессированы. Эта тема была нежелательной. Публично ее старались не поднимать.

Потом Окуджаву попросили спеть. Согласился не сразу, сославшись в том числе и на отсутствие инструмента. Но гитара, как пишет Аксенов, тут же приплыла «к нему прямо на колено». Пел «Моцарта», «Молитву» Франсуа Вийона, «Возьмемся за руки, друзья».

– Песни лирического протеста…

– Направленные против превращения индивидуальностей в безликие массы. Некоторые студентки даже всплакнули от избытка чувств, и вдруг… Что затем случилось, читаем в «Таинственной страсти»: «Вдруг по рядам как будто швабра прогулялась, прошла полоса искаженных черт, в конце которой вздыбился могутный казак из преподавательского состава. Он задал кардинальный вопрос: «А вот скажите­ка, московские писатели, как вы относитесь к вводу наших войск в Чехословакию?».

Ректор быстро поднимает и медленно опускает обе руки, как бы говоря: спокойно, товарищи! Не нужно так реагировать на сугубо академический вопрос. Зал затихает, и в наступившей тишине Кукуш Октава произносит свой ответ: «Лично я считаю ввод войск в Чехословакию большой политической ошибкой».

– В упомянутом мной аксеновском очерке этот ответ Окуджавы звучит как «непростительная ошибка».

– Существует и вариант со ссылкой на Григорьяна: трагическая ошибка. Каким бы ни было на самом деле слово Окуджавы, реакцию оно вызвало «землетрясительную». Со всех сторон стало греметь: «Позор!», и, как иронически замечает Аксенов, трудно было понять, кому или чему позор: Окуджаве? Вводу войск?

Аксенов потребовал прекращения провокации. На такой высокой ноте завершилась встреча московских гостей с ростовскими студентами. 

– А для ее организаторов начался разбор полетов?

– Какой­то студент, вероятно, тайком записывал в зале встречу на магнитофон. Его засекли, потащили в партком. Ленту парторг как будто бы придумал использовать в своих целях: перемонтировать так, чтобы получилось, что, согласно директиве сверху, отпор неадекватные московские гости получили сполна. Но с монтажом не заладилось.

Аксенов и Окуджава после этого «землетрясительного» финала продолжили общение в узком дружеском кругу – на квартире у Григорьяна. Достоверно известно, что был там и ростовский писатель Виталий Семин. Возможно, кто­то еще из друзей Леонида Григорьевича.

– А стиляжную натуру Аксенов в Ростове нашел?

– Он рассказывает, как в коктейльной какой­то долговязый отрок попросил налить ему напиток «Карузо». Стоил этот коктейль 99 копеек. Парень протянул буфетчице рубль и сказал с купеческим шиком, что сдачи не надо. Вариации этой иронической сцены с молодыми людьми в умопомрачительных брюках­клешаках можно найти в нескольких произведениях Аксенова. Где­то местом действия обозначена Одесса, где­то «огромный город на юге», но мне думается, что наблюдал он ее все­таки в Ростове.

– Больше в Ростов Аксенов и Окуджава не приезжали?

– Нет, но, вероятно, просто потому, что не сложилось. Первоначально, по фрагментам произведений Аксенова, связанным с Ростовом или предположительно Ростовом, у меня возникло впечатление, что наш город он недолюбливает. Но когда вчиталась, поняла, что обида за тот прием действительно была. И все­таки недаром он так красиво Ростов описывает! По всем параметрам (южный колорит, джаз, спорт) Ростов – город, который не мог ему не понравиться.

P.S. Кстати, ростовская глава в «Таинственной страсти» оканчивается спасением Ваксона и Кукуша в вагоне­ресторане поезда, мчащегося из Ростова в Москву, юношей херувимской внешности, в стройотрядовской куртке. Этот парень спутал все карты каких­то мутных личностей, которые, прикинувшись поклонниками московских знаменитостей, хотели крепко им навредить. Этот ангел­хранитель, верно, был из Ростова...