Руфина Мефодьевна Проказина родилась в 1930 году в Казахстане. Вместе с другими школьниками в войну работала в колхозе на сборке хлопка и каучука. После войны закончила Алма­атинский кооперативный техникум Казпотребсоюза, затем — Всесоюзный институт советской торговли.

Работала экономистом, преподавателем, экскурсоводом. В Ростов­-на-­Дону переехала в 1969 году.

— Когда началась война, мне было 11 лет, я училась в четвертом классе. Мы жили в городе Туркестан — это юг Казахстана. Летом школьников посылали в колхоз для сбора хлопка. Жили мы в глиняных казахских хижинах, спали прямо на земле. У кого была телогрейка, подстилали ее, а если нет, натаскивали соломы. Поднимались рано — часов в шесть, ели завтрак, состоящий из одной лепешки, и шли вместе с учительницей на хлопковое поле. Кусты хлопка — на каждом кусте несколько «коробочек», а в них — белая «вата» с семенами. Берешь ее, вынимаешь, кладешь в мешок. Жара, ни одного деревца. Тяжело, конечно. Бывали солнечные удары. Один мальчик умер от дизентерии — мы пили из арыка, где текла мутная вода, которую пить вообще-­то нельзя.

Каждый день мы сдавали хлопок на взвешивание, и тому, кто собрал меньше определенной нормы, суждено было остаться без обеда… Поэтому мы хитрили — оббегали кучу, в которую сваливали хлопок, и пока приемщик не видит, добавляли себе до нужного веса. Или подкладывали камешки в мешок. После месяца такой работы домой возвращались завшивленные и в цыпках. Мама сразу грела воду, щедро мазала голову керосином, который сильно щипал, и руки мазали чем­то лечебным и тоже «ароматным»…

Лето в Казахстане — жаркое, а зима — холодная. Здание школы не отапливалось, и мы сидели в классах в пальто, изо рта шел пар, и все равно занимались. Были даже праздники. В новый год была елка, и я помню, как мы делали украшения из бумаги. В школе нам каждый день выдавали маленький кусочек хлеба граммов по 50 — учительница приносила эти кусочки в портфеле. Хлеб также выдавали по карточкам, очередь занимали с вечера. Еще мама пекла лепешки из хлопковых жмыхов. Какими же вкусными они нам казались!

А старший брат Борис все ходил на охоту с рогаткой. Его мечтой было поймать тушканчика. Это очень сложно, но раз за всю войну это ему все­таки удалось. Правда, я не помню, как мы того тушканчика готовили и ели. Перед глазами другая сцена — Борис протягивает маме воробья, которого поджарил на костре: «Мама, попробуйте!». Она смотрит и говорит: «Ладно, ешьте сами». Нас у нее было четверо…