Сначала «Комсомолец» вошел в жизнь моей бабушки – Елены Дмитриевны Медведевой. Бывшая «гимназистка румяная» всерьез отнеслась к моим первым пробам пера и тайком потащила их в лучшую газету Ростова, в лучший литературный отдел, к лучшему завлиту – Владимиру Владимировичу Тыртышному. Мне тогда было четырнадцать. Через девять лет феноменальная память мэтра выдала на гора и романтическую бабушку, и блокнот с «розовыми соплями», которые он и читать не стал. А потом сказал (как всегда без реверансов): «Ладно, пиши. Похоже, выйдет из тебя что-нибудь. Есть материал».
Вот такое событие. Вроде наивное, вроде случайное , но такое честное и важное для меня, для тех моих двадцати трех лет. Это – один подарок от «Комсомольца».
Из особо важного еще. Мой первый редактор – Анатолий Иванович Царев. Шел первый месяц моих мучений по забыванию всяческих университетских теорий и погружению в ранее недоступную жизнь настоящую, сермяжную, взрослую. Месяц с ощущением недостижимого величия окружавших меня 30 – 40-летних профи. Обращавшихся друг к другу не иначе как «старик», «старуха», «отец», «мать». А меня, ничтожную, все еще звали только по фамилии. Рядом со мной писали, курили, что-то рассказывали, бесконечно пили кофе знатоки, умные и талантливые. А редактор!.. Стройный, всегда в костюме и галстуке, быстро идущий по коридору, строго и скупо роняющий слова на планерке. Анатолия Ивановича я боялась ужасно – так далек он был от растерянной, старательной девчонки, обалдевшей от счастья быть здесь, с ними, быть допущенной делать самую лучшую газету. Словом, пытаться стать такой же, как все они, – умной, взрослой, своей.
И вот однажды летним вечером иду я все по тому же длинному редакционному коридору, несу гранки, и вдруг:
– Это твоя подпись под клише на второй полосе? – Анатолий Иванович строго смотрел на меня.
– Я все проверила. Цифры, факты... – Голос мой слабел; я ждала чего-то ужасного.
– Ну, мать, молодец, отличный текст. – И скрылся в своем кабинете.
Через годик – другой я сама подбадривала так или почти так новичков, практикантов, потому что совсем не злой Анатолий Иванович назначил меня, самую молодую тогда в редакции, наставником молодежи. По двум причинам: я уже была «старухой», а не «Наддакой» (моя бывшая фамилия), и никто больше не соглашался занять эту «почетную» общественную должность. А младшим «старухам» возражать не позволялось. Ну, если честно, и разбиралась я в редакционной кухне уже со знанием дела и еще с огромным желанием быть полезной всем и всегда. Как выяснилось через много– много лет, этот подарок тоже был невероятно значительным для моей профессиональной жизни: я защитила диссертацию по специальности «журналистика» и 25 лет с тем же энтузиазмом и любовью учила тех, кто хотел учиться теории и главное – практике нашего журналистского дела.
И теперь многих моих любимых учеников знают, читают в Ростове, на Кавказе, в Москве, в десятках других городов России. Они и не знают, что и в их жизни отозвалась лучшая молодежная газета «Комсомолец».
Господи, да что за нелепая для нашей редакции формулировка: «Чего бы не было в моей жизни, если бы не «Комсомолец»? Да ничего бы того, что было, и не было бы!!! Было бы другое. Не лучше точно, а может, и не хуже. Дело не в этом. Дело в том, что я, как и остальные «старики» и «старухи» семидесятых – восьмидесятых, получили от «Комсомольца» в подарок. Такую простую человеческую радость и печаль, ничем не измеримую ответственность за правду каждого слова, за почти следовательскую дотошность в поиске аргументов и доказательств; почти врачебное понимание слов «надо», «срочно (в номер)», «не навреди!». За почти фронтовое братство – делиться всем: темой, идеей, заголовком, чемоданом, крышей над головой, последней десяткой до получки. И ничего не требовать взамен.
Конечно, жизнь была не так пафосна и правильна, как пишется мне сейчас. И ругались на планерках, и подсмеивались мы, молодые, продвигавшие телеграфный (Хэмовский) стиль, над полосными очерками самого старшего и самого романтичного Вани Брюховецкого. Его «Лазоревая степь» – очерк-эссе о красоте донских степей – казался нам старомодным и скучным. Это много позже мы поняли, что у Вани была своя аудитория, которая писала ему благодарные, со слезой письма. Был и еще один образец работы, который нас чуть ли не возмущал: сидит литраб, строчит, не поднимая головы, а ровно в 18.00, не дописав до точки, встает и быстро – домой. Утром точно так же: за стол, не прочитав предыдущего предложения, сразу гнать строку. «Халтура», – так мы, молодые, думали. А ведь сейчас весь Интернет – образец такого без прикрас и философских, образных загогулин стиля. Такой вот простой контент.
Ругались на планерке: кого-то на красную доску, кого-то – на черную, плакали от обиды, стучали кулаками и дверью… Но все свадьбы, рождения, печали и праздники, вся работа – вместе, и много дружеских дверей и глаз в любой час дня и ночи – были открыты для каждого из нас.
С этим жили и живут мои коллеги и соратники по жизни, подаренной нам лучшей редакцией лучшей молодежной газеты «Комсомолец».
Ее дела и слова все еще отзываются…
Ирина НАДДАКА (МАИЛЯН)