«Бережи себе, дитинко»

Страшно – это когда идешь по родному городу, где знаешь каждый уголок, и чувствуешь себя чужим. Не приезжим, которому всегда рады помочь, не странником в поисках чего-то новенького, а именно чужим – одиноким и пустым.

Все знакомо и неизвестно одновременно. Парк: пустые карусели и лавочки, чуть приглушенный свет уставших фонарей, тишина. Здесь, кажется, только я. Люди больше не способны гулять по ночам, считать звезды и загадывать желания. Отсиживаются дома, шлют друг другу СМС, улыбаются смайлами – так правильнее, так спокойнее, а главное, безопаснее.

Я просматриваю старый «Юбилейный» парк в замедленном режиме, сквозь какой-то черно-белый объектив. Воображается, будто рядом где-то и правда играет грустная песня о былом. Ускоряю шаг, проходя мимо военной части. Запрещаю себе поворачивать голову в ее сторону. Все равно смотрю: техника, проволока, зеленая сетка, мрачный бетонный забор и ярко-синяя надпись «Слава Украине» на нем – это бывшая школа № 7 города Константиновка. Странно, но когда-то там учились дети! 

Когда-то. Теперь даже футбольное поле уже не то. Нет, там и сейчас бегают мальчишки в обмундировании, загребая массивными кирзовыми сапогами песок, – им нельзя терять форму. То, во что играют они, – война. И здесь либо ты, либо тебя. 

Ночной патруль – мужчина в военной форме и черной маске. Он проводит взглядом меня – и становится холоднее. Впервые, отбросив все политические взгляды, предубеждения, «правильно» или нет, враг или друг, я тихо говорю: «Здравствуйте». «Как вы?» – протягиваю после, не дождавшись ответа.

Мы с ним враги (в политических убеждениях) и люди – по натуре. Он – за этих, я – нейтральна. Ему нельзя говорить ни с кем, тем более со мной, но… 

– Ничего, помаленьку, – отвечает на суржике, и я получаю шанс поговорить с тем, с кем не должна бы говорить никогда. Слушаю рассказ о его родном селе в Львовской области, о работе и о том, что его никогда и человеком-то не считали.

– «Крендели» эти ж (так он называет бизнесменов. – Е. К.) совсем за рабов нас там считают. Думают, раз я из села, а у него – джип, то ему все можно. За каждую провинность – наказание, а наказание – лишение зарплаты. Не хочу так больше! – и сплевывает на землю.

– Ви мобілізований? – обращаюсь к нему.

– За сына стою, – будто отрезал он на чистом русском.

Мы уставились друг на друга. Его глаза – единственное, что не было закрыто балаклавой, смотрели на меня в упор. Они были… добрыми.

– Сына призвали, а я пошел за него, – объясняет мужчина, выдержав паузу. – Сынок мой, – он посмотрел куда-то вдаль, будто действительно мысленно обращался к сыну, – он не вояка! Не курит, не пьет – инженер. Он бы не смог, не выдержал, а я – пошел.

– А жена ваша что же? – пытаюсь продолжать разговор.

– А с ней Бог, – снова коротко отчеканивает мне, – вона у мене побожна, одна с четырьмя дочками осталась, веришь?!

Вдруг оглушает простая мысль: он же человек! У него – своя история, семья, жизнь, и, наверное, мы бы никогда не встретились, если бы не… 

– Все закончится, – прерывает минуту установившегося между нами молчания военный, – все закончится! Когда вот там, – он показывает куда-то вверх над своей головой, – те, у кого есть деньги, наиграются. Тут кому война…

– А кому – мать родна, – заканчиваю фразу я.

– Молодец, сама докумекала, – похлопывает меня по плечу, затем поправляет бронежилет, оглядывается.

…Мимо нас проходит взявшаяся откуда-то из темноты женщина лет тридцати. 

– Твой броник от моей ненависти тебя не спасет, понял?! – кидает ему и идет дальше как ни в чем не бывало. Мужчина молчит. Он привык. Разговаривать со мной ему становится еще опаснее. Вдруг увидят?

– Прощайте? – как-то вопросительно протягиваю я.

– Слава Украине, – улыбается, – бережи себе, дитинко.

Елизавета КРУЧИНИНА, 
студентка РГЭУ (РИНХ)
Константиновка (Украина)
Фото из группы «Типичная Константиновка»
соцсети «ВКонтакте»