Полковник Павел КИРИЛЛОВ: Если появился страх — к самолету не подходи!

Павел Кириллов выполнил полторы сотни боевых вылетов в роли ведущего авиаподразделений афганских ВВС ДРА для уничтожения укрепленных районов, баз подготовки террористов, складов боеприпасов, вооружения, ГСМ.

Общий налет у него составляет около 3000 часов, освоил 10 типов самолётов оперативно-тактической авиации. Проект «Диалоги с героями», гостем которого он был, в Ростовской области реализуется третий год. Встреча, которую с боевым летчиком организовал Комитет по молодежной политике Ростовской области, была первая в новом сезоне.

Павел Васильевич воевал в Афганистане, кавалер советского ордена «Красная Звезда» и афганской «Звезды».«За речкой» провел более двух лет. Знает не понаслышке, как «туда приходили и как уходили». Ему было что вспомнить, о ком и чем рассказать.

- В вашей семье я - военный в третьем поколении, - говорит Павел Васильевич. - Военными были и дед мой, и отец. Папа закончил войну в Австрии. Там и я родился. А Ростов наша семья переехала в 1955 году. На борту самолета впервые побывал во втором классе: родители военных организовали тогда для своих детей экскурсию над Ростовом на транспортном самолете. До сих пор помню свою мальчишескую восторженность от увиденного.

- И вы именно в тот момент решили стать летчиком?

- Это я понял еще раньше. - Просто, когда оказался в самом самолете, решение окончательно сформировалось. И за все годы я ни на секунду не усомнился в правильности выбора профессии.

-Что посоветуете тем ребятам, которые, как и вы когда-то, мечтают сейчас стать летчиками?

- Очень интересный вопрос. Это, конечно, здорово, когда у ребят при виде самолета возникают такие эмоции и чувства. Другое дело, как они потом трансформируются. Останутся на уровне «хотелки», или человек предпримет все возможное для того ,чтобы достичь цели. В военной авиации я всю жизнь занимался подготовкой летного состава. Это самый сложный вид подготовки. Из практики знаю случаи, когда люди, горящие желанием освоить летное дело, не могут сделать это в силу своих психофизических и психофизиологических особенностей. И этот момент надо всегда учитывать при выборе профессии. В Краснодарском авиационном училище готовил, помню, группу кубинских курсантов. К кубинцам у меня отношение особое. Это — искренние, горячие, позитивные люди. Был среди этих курсантов прекрасный парень, которого звали Лопес. Он выполнял элементы простого пилотажа. А потом, когда стали учиться сложному пилотажу, у него ничего не получилось. В моей инструкторской практике такое случилось впервые. Ничего не могу понять, что он творит. Вначале даже думал, что парень просто шутит. Сели после такого полета, расспрашиваю, что он видел. Отвечает: «Товарищ, я потерял направление...». Полетели еще раз — для освоения сложного пилотажа нужны шесть полетов. И снова- неудача. Лопес плачет. Летать ведь хочет. Через военного атташе перевели его на курсы подготовки вертолетчиков: там столь сложного, как у нас, пилотажа делать было не надо. Позже узнал, что этот парень погиб в Анголе. Не судьба...

В Краснодарском авиационном училище Кириллов служил после окончания Ейского высшего военного авиаучилища летчиков до самой командировки «за речку». Подготовил немало пилотов для дружественных в те годы для Советского Союза стран. В числе тех, кто тогда прошел подготовку в Краснодаре, были и представители стран соцлагеря, позже ставшие первыми в своих государствах летчиками-космонавтами, Героями Венгрии, Вьетнама и Советского Союза (полеты совершались по советской программе «Интеркосмос»). 
Начинал Кириллов в Краснодаре с летчика-инструктора и дослужился до командира эскадрильи. Подготовил порядка тридцати летчиков для Монголии, Кубы, Судана, Венгрии, Эфиопии, Сомали, ряда других стран.  Затем в его судьбе возникла тема Афгана. Можно ли было отказаться от этой опасной командировки, спросили у Павла Васильевича в рамках «Диалогов...», не ехать не по своей воли.

- Что значит не по своей воле!? - удивился Кириллов. - Мы — военнослужащие. Давали присягу, брали на себя обязательства служить. Это были наша работа, наш долг. Кроме того, нас воспитали интернационалистами, мы прониклись этой идеей. Было однозначное понимание того, что надо идти в Афганистан и оказывать помощь.

- Между тем, противоречивых суждений по поводу ввода войск до сих пор много…

- Напомню тогда кратко предысторию. В 1979 году в Афганистане произошла народно-демократическая революция. Она случалось в фактически патриархально-феодальной, глубоко религиозной стране, где национальными лидерами были представители мусульманского духовенства и многое определялось родоплеменными взаимоотношениями. В тех условиях говорить о построении социализма было явно преждевременно. Новые идеи, которые начали насаждать радикально, населением не воспринимались, они попросту отторгались. И это отторжение стало перерастать в гражданскую войну. Руководство Афганистана обратилось за помощью к советскому руководству с просьбой защитить завоевания апрельской революции и ввести войска. Что и было сделано. Правильно или неправильно — действительно много до сих пор разговоров на эту тему. Суть же в том, что за всеми событиями всегда стоят конкретные люди. В нашем случае — это советские военнослужащие, которые вошли в Афганистан и начали выполнять поставленные задачи. Но кроме ограниченного воинского контингента было направлено и немало советников. Одни — в народное хозяйство, другие — в вооруженные силы Афганистана. В числе вторых оказался и я. Проработал военным советником в течение двух с половиной лет. Афганская армия в тот момент после всех «зачисток» и всевозможных перестроек оказалась попросту деморализованной. Повсеместно хозяйничали бандформирования. Ситуация была, скажем так, очень неприятная. Меня сначала назначили советником командира эскадрильи ВВС Афганистана. Когда увидел, в каком она состоянии - понял, что придется начинать все с нуля.

Задача стояла архисложная — научить летный состав действиям с разными маневрами по наземным целям, днем и ночью, в сложнейших условиях местности. 

Уровни сложности у заданий были разные, уточнил Павел Васильевич. Но буквально вся боевая напряженная работа  проводилась с колоссальным риском. Ведь в Афганистан для подготовки моджахедов прибыли многочисленные инструкторы из США, Англии, Франции, других стран. Сами моджахеды оказались высоко мотивированными. «Мушаверов» они воспринимали как интервентов.

Полковник Кириллов рассказал, что, будучи в составе ВВС Афганистана, он по военным вопросам с советскими летчиками контактировал «на постоянной основе». Вместе выполняли боевые задачи. В сложнейших условиях. Ведь Афганистан — это, в основном, горы. Душманы зачастую создавали свои базы в глубоких ущельях. В эти «колодцы» нужно было сначала залететь, определить и уничтожить цель. А потом — еще и выбраться «из колодца». Учились сами действовать в горах. И учили этому афганских пилотов. А вот друзей среди афганских летчиков, Кириллов этого не скрывает, не было. И вот почему: шла гражданская война, перед боевыми вылетами к Павлу Васильевичу подходил то один, то другой местный летчик и просил «мушавера» не брать его на боевое задание в определенный район. Говорили: «Там моя семья, там мое племя. Я не могу там бомбить и стрелять».

- Кто-то, глубоко проникшись новыми социальными идеями, готов был выполнять такие боевые задания, а кто-то нет, - говорит Кириллов. - Я понимал этих людей. И делал замены в составе боевых летных подразделений.

Однако однажды Кириллов собрал своих летчиков-афганцев и отвез их на другой аэродром — советский. И показал им санитарный самолет Ил-18. В него грузили как раз наших солдат — по сути, мальчишек. Без рук, без ног, обожженных. Сказал: «Смотрите, эти ребята делали вашу работу. А вы, взрослые мужики, капризничаете...».

Были и другие «воспитательные» моменты. После долгой командировки «за речку» Павел Васильевич служил в управлении авиации Северо-Кавказского военного округа. Встречал не раз в Краснодаре бывших своих афганских сослуживцев, которые приезжали на переучивание для полетов на новых видах самолетов. Им было о ком и чем вспомнить.