Ко дню рождения писателя Андрея Синявского
Чиполлино как «узник совести»
8 октября – день рождения Андрея Донатовича Синявского, писателя, близкого мне по мировосприятию и жизненной позиции. Увы, сегодня о нём мало кто помнит. А между тем в 1960-е имена Андрея Синявского и Юлия Даниэля гремели по всей стране и за её пределами. Их причисляли к диссидентам. Хотя это диссидентство было раздуто самой властью, как и «антисоветчина» Бориса Пастернака с его безобидным «Доктором Живаго». Но всё же судебный процесс Синявского – Даниэля в всколыхнул всё общество.
Писатель в местах лишения свободы – событие не столь редкое. На память приходят имена О. Генри, Оскара Уайльда, Фёдора Достоевского… Но в какой стране возможно, чтобы на скамье подсудимых оказались… два литературных персонажа?! Представьте, что в Италии отдали под суд Чиполлино и Пиноккио, в Швеции – Карлсона и Пеппи Длинныйчулок, в Штатах – Бэтмена с Человеком-Пауком, в Великой Британии – Винни-Пуха и примкнувшего к нему Пятачка…
Между тем в СССР «врагами нации» оказались два литератора, которые с 1956 по 1965 год публиковали свои произведения на «загнивающем» Западе под именами Абрама Терца и Николая Аржака. Комитет госбезопасности СССР искал преступников долго и безрезультатно. Увы, чекисты были плохо знакомы с уголовным песенным фольклором. Иначе бы сообразили, что коварные типы являются персонажами известных блатных песен – «Абрашка Терц» и «Аржак»:
Абрашка Терц срубил большие деньги,
Таких он денег раньше не видал.
На эти денежки он справил именинки
По тем годкам, которые он знал...
***
Аржак был парень бравый,
Ходил без картуза,
Считался хулиганом,
Но дрался без ножа…
В общем, как говорила Баба-яга в сказке Леонида Филатова: «Я фольклорный элемент, у меня есть документ». Вот тут их и надо было брать! С помощью Мурки, Васьки Шмаровоза и Кольки-Ширмача…
Подводная лодка в степях Оклахомы
Разоблачили подпольных сочинителей в конце 1965 года. Поэт Евгений Евтушенко писал, что «оборотней» выдали вражеские коллеги из ЦРУ в обмен… на чертежи новой советской секретной атомной подводной лодки!
А в статье «Контрамарка на процесс» («Огонёк», 1989, №19) уточнил, что в ноябре 1968 года его затащил в ванную комнату сенатор Роберт Кеннеди, включил во всю мощь кран и шёпотом сообщил, что Терца и Аржака американская разведка сдала советской, чтобы отвлечь прогрессивных американцев от войны во Вьетнаме.
Василий Аксёнов отозвался об этих откровениях коротко: «Бред собачий»…
Стилистические разногласия
Но, как ни крути, а «фольклорных элементов» арестовали. Обоим на момент задержания стукнуло по 40 лет. Синявский в 1949 году окончил филологический факультет Московского госуниверситета, затем – аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию и стал работать в Институте мировой литературы им.
М. Горького (ИМЛИ). В 1957–1958 годах вёл на филфаке МГУ семинар по русской поэзии ХХ века, но весной 1958-го «лавочку» прикрыли за идеологическое несоответствие линии партии, морально-нравственному воспитанию студенчества и т.д. Синявский стал преподавать русскую литературу в школе-студии МХАТ, где познакомился и дружески сошёлся со своим учеником – молодым Владимиром Высоцким.
С конца 50-х годов публиковался в либеральном журнале «Новый мир» у Твардовского. Литературная судьба Юлия Даниэля скромнее. Прошёл войну, тяжело ранен, получил инвалидность. Окончил филологический факультет Московского областного пединститута, работал учителем в Калужской области, переводил поэзию народов СССР.
Первым в 1956 году переправил свои произведения на Запад Андрей Синявский через дочь французского адмирала Пельтье – Элен. Отец специально добился у Вячеслава Молотова разрешения для дочери учиться в советском университете. С Элен Пельтье Синявский познакомился во время учёбы, и КГБ потребовал от студента, чтобы тот «сошёлся» с француженкой для её вербовки, однако Синявский всё выложил подруге, и вместе они разыграли сцену «разрыва», оставшись близкими друзьями. В феврале 1959-го парижский журнал «Эспри» разместил на своих страницах статью «Что такое социалистический реализм», затем повести «Суд идёт», «Гололедица», «Ты и я», «Квартиранты» и проч. Юлий Даниэль присоединился к другу позже. Он выпустил за границей повести «Говорит Москва», «Искупление» и рассказы «Руки», «Человек из МИНАПа».
Но что толкнуло Синявского на столь рискованный шаг? Как он писал, с советской властью у него были «чисто стилистические» разногласия: «Пересылка произведений на Запад служила наилучшим способом «сохранить текст», а не являлась политической акцией». «Терц» пояснял: «Мне как писателю близок фантастический реализм с его гиперболой, гротеском. Я называю имена Гоголя, Шагала, Маяковского, Гофмана, некоторые произведения которых отношу к фантастическому реализму». А советской власти такие выкрутасы не нравились. Как у Высоцкого в песенке о джинне:
Кроме мордобития, никаких чудес!
Третьему не дано…
В суде над Терцем и Аржаком есть нечто мистическое. Ведь на самом деле писателей-«нелегалов» было не двое, а трое. Третий, Андрей Ремизов, вместе с ними публиковался на Западе, избрав себе скромный псевдоним «И. Иванов». Но Иванова чекисты просто прошляпили. И он, оскорблённый в лучших чувствах, сам пришёл сдаваться: мол, требую включить свою персону в состав злобствующих антисоветчиков!
Это ошарашило «железных феликсов». Помните мультик «Каникулы в Простоквашино», когда взятая котом Матроскиным «напрокат» корова родила телёнка и встал вопрос о том, куда его девать? Кот разумно решил: «По квитанции корова одна, поэтому и сдавать её мы будем одну – чтобы не нарушать отчётность». Примерно так же рассудили матроскины из КГБ. Ежели бы Ремизов объявился в первые дни после ареста Синявского и Даниэля, его можно было по-тихому «добавить в квитанцию». А он заявил о себе, когда по миру уже прокатилась волна негодования. С письмами протеста обращались в СССР писатели многих стран и даже деятели компартий. И тут, как чёртик из коробки, появляется третий! «Монолог в вытрезвителе» Высоцкого ещё не был написан, но чутьё подсказало чекистам нечто сродни памятным строкам:
Мы, правда, третьего насильно затащили,
Но тут промашка, переборщили…
И точно, нельзя превращать ответственное мероприятие в балаган. Короче, Иванов на скамье подсудимых не появился. Более того, его сделали… свидетелем обвинения! Как тут не вспомнить, что в лагерях «иван иванычами» презрительно кликали никудышных зэков…
Передаём концерт лёгкой музыки…
Процесс над Терцем и Аржаком начался 10 февраля 1966 года и закончился 14 февраля. Прошёл лишь год после смещения Никиты Хрущёва с его политической «оттепелью». «Вольный ветер» ещё не развеялся. За Синявского и Даниэля пытались вступиться Илья Эренбург, Константин Паустовский, Арсений Тарковский, Виктор Шкловский, Белла Ахмадулина, Юрий Нагибин, Булат Окуджава... А 5 декабря 1965 года на Пушкинскую площадь в Москве вышли более сотни человек. Состоялась первая в СССР демонстрация в поддержку двух опальных литераторов. Власти были вынуждены пойти на «открытый процесс». Ну, как открытый: вход по «пригласительным билетам», действительным на одно представление. То есть судилище превратилось в подобие театрального спектакля!
Но обвинить литераторов в том, что они публиковались на Западе, было невозможно. В 1948 году Советский Союз подписал «Всеобщую декларацию прав человека» ООН, где статья 19 гласила: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их. Это право включает свободу… распространять идеи любыми средствами, независимо от государственных границ». И тогда в ход пошла статья 70 УК РСФСР – «Антисоветская агитация и пропаганда»: «Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти…».
«Козырной картой» обвинения стали статья Терца «Что такое социалистический реализм» и повесть Аржака «Говорит Москва». Их сарказм зашкаливает. Вот самая невинная цитата из Терца: «Обезьяна, встав на задние лапы, начала своё триумфальное шествие к коммунизму». У Аржака ещё круче: в его повести Верховный Совет СССР издаёт указ, по которому 10 августа 1960 года объявлено Днём открытых убийств. Затем следует: «Передаём концерт лёгкой музыки».
Фантастический реалист
Итак, Синявский получил семь лет лишения свободы, Даниэль – пять лет. Старый лагерник Варлам Шаламов написал: «Синявский и Даниэль вписали свои имена золотыми буквами в дело борьбы за свободу совести, за свободу творчества, за свободу личности». А вот Михаил Шолохов был возмущён мягкостью приговора: «Попадись эти молодчики с чёрной совестью в памятные двадцатые годы, …ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни!». Однако и здесь не обошлось без иронии судьбы. Свою пылкую обличительную речь Михаил Александрович произнёс 1 апреля, во Всемирный день дурака…
Но есть и символизм другого рода. Андрей Синявский «оживил» своего героя Абрашку Терца и сделал одесского воришку явлением большой литературы. Даниэль же после суда навсегда расстался со своей маской. Он заявил, что Аржак ничего общего со своим создателем не имеет.
Кроме того, Терц на суде категорически не признал своей вины. В то время как Даниэль в последнем слове заявил: «Мы виноваты – не в том, что мы написали, а в том, что отправили за границу свои произведения. В наших книгах много политических бестактностей, перехлёстов, оскорблений… наши произведения использовали во вред реакционные силы, …тем самым мы причинили зло, нанесли ущерб нашей стране». Позднее Юлий Маркович спохватился и попытался «дать обратку», но – слово не воробей. По-разному сложилась и судьба друзей. Даниэль после освобождения уже ничего не писал, а Синявский продолжал плодотворно работать. Мои любимые его произведения – лагерные записки «Голос из хора», блистательные литературоведческие работы «Прогулки с Пушкиным», «В тени Гоголя», «Отечество. Блатная песня»… До конца жизни Андрей Донатович не расставался с Абрашкой Терцем и его «фантастическим реализмом».
Этим он мне и дорог.