Жаркое лето 1942 года: по проселочным дорогам отступают к Волге советские солдаты. Всех раненых, кто оказался в районе станицы Цимлянской и вблизи села Дубовского, направляют на хутор Крюков. Там организован полевой госпиталь. В истории не осталось ни номера, ни каких-то архивных документов, ни имен тех, кто в нем лечился, кто здесь умер и похоронен.

На 20-летие Великой Победы в 1965 году на месте бывшего госпиталя  установили памятник. Но в 90-е годы он разрушился. И лишь в год 67-летия Победы воздвигли новый.

4 мая по степной дороге потянулись на место бывшего хутора, где стоял недолгое время — летом 1942 и зимой 1943 года — военно-полевой госпиталь, автобусы и автомобили из всех окрестных хуторов, из Дубовского, Волгодонска, Ростова. Ехали школьники, бывшие жители хутора, активисты военно-патриотической организации «Наследие», представители казачества.

…Мы стояли с Екатериной Григорьевной Сивашовой — бывшей жительницей хутора Крюкова, давно уже исчезнувшего с лица земли, неподалеку от памятника всем, кто похоронен на этой земле. С него только что слетело покрывало, и все собравшиеся увидели на постаменте солдата, сжимающего в руках меч-крест. Много на митинге было сказано важных и значимых слов о подвиге солдатском, о крови людской, пролитой в этих степях. Но слова этой женщины, которая в 10 лет стала очевидцем тех страшных событий, наверное, запали в сердце каждого, кто приехал в степь на открытие памятника. Екатерину Григорьевну трудно сегодня представить босоногой девчонкой. Загорелое лицо, платок, повязанный по-деревенски, прищур глаз, часто глядящих на солнце, такое беспощадное в этой степи, местный казачий говорок и еще — внезапно прорывающаяся наружу тщательно скрываемая застарелая боль воспоминаний.

— Пока я жива — буду помнить ту войну.  Здесь, в Крюкове, на всех пяти улицах — Садовой, Донской, Красной, Западной и Заозерной в каждом дворе стояли палатки, в каждой хате находились раненые. Четыре дома занимала операционная, в клубе и школе была сортировка, туда привозили раненых, оказывали им первую помощь и разносили по домам-палатам. Там же — во дворах — хоронили умерших. Потому вся эта территория до 1965 года была сплошь братской могилой. Когда готовились отмечать 20-летие победы над фашизмом, вырыли на этом месте огромную яму, всех, кого нашли, перенесли в нее. Эта могила полна солдатских костей. У кого тогда нашли жетончики — разослали по адресам. Нашлись родственники — откликнулись: из Уссурийского края, из других мест в наш хутор на День Победы посылки присылали, чтобы помянули мы солдатиков. Есть еще одна братская могила в Шведовом саду — так называлось подворье, по имени бывших хозяев, которых давно уже нет, все заросло, овец на том месте пасут, приметы стерлись. Помню, что семь раненых умерли, их вынесли из хаты, а на другой день в Шведовом саду и похоронили.

А сейчас  хутора нет, и практически все, кто жил здесь когда-то, поумирали — никого не осталось. Иногда ночами не сплю, пересчитываю, сколько в хуторе людей было…

Наше поколение тоже война достала. Мы были детьми, в 10-12 лет пололи хлеба, собирали колоски.

28 апреля 1943 года погиб мой брат, который нашел мину, она разорвалась у него в руках. В 1947 году — мы тогда учились всего лишь в пятом классе — наш одноклассник Сергиенко пас скотину и напоролся на снаряд, погиб.  Все в этих местах похоронены.

Когда-то мы ухаживали за могилками, потом наши дети…

Вот такая история у полевого госпиталя. И очень хочется, чтобы она запала в душу всем, кто жил в этих местах, у кого остались корни на землях исчезнувшего хутора Крюкова.