Готовясь к встрече с отцом Андреем Мнацагановым, я нашла в Интернете эпизод из его биографии: зимой 2013 года этот священник спас самоубийцу. Причем спасал неожиданно: привязал себя страховочной верёвкой к мосту, повис рядом и начал беседовать
Позже отец Андрей объяснял, что на отчаянный шаг парня толкнула, как ему казалось, безвыходная ситуация. Подростком он попал в колонию. Освободившись, женился. Но семью постигло горе – супруги потеряли одного из детей. Вскоре ушла жена…
- Сначала я не знал, что говорить – впервые оказался в такой ситуации. Мне сказали, что его надо отвлечь, я стал читать молитвы. Очень сильно на парня подействовали слова о том, что если он совершит этот поступок, то не сможет встретиться со своим умершим ребенком, поскольку преставившийся младенец является существом, подобным ангелу. Я напомнил парню о втором малыше, которому нужен отец живой. Молодой человек расплакался, в этот момент я хотел на него петлю набросить, чтобы зафиксировать, но он сорвался – чудом спасли, - рассказывал тогда отец Андрей.
- Как вы решились на этот поступок?
- Так для этого и пришел. Я же кандидат в мастера спорта по альпинизму. В детстве хулиганом был, родители от меня натерпелись – отдали на перевоспитание в спорт. И тем самым открыли совершенно другой мир. Потом я занимался бизнесом — делал деньги. Теперь вот думаю о душе - стараюсь помочь тем, кто тоже хочет найти в жизни свое место. Ведь нет людей, которых бы Господь не любил. Помните, что сказал Христос злодею, распятому на соседнем кресте? «Ныне же будешь со мной в раю», — это он говорил разбойнику, уверовавшему в Бога. Я не прошу за всех насильников и убийц. Но я молюсь о тех, кто раскаивается и верит…
Переступить через гордыню
Дом на Щербакова, 97, в Ростове, где мы условились встретиться с отцом Андреем Мнацагановым, не выделяется на фоне остальных. Строил его батюшка для своей семьи. Тогда он был еще не батюшкой, а бизнесменом. Потом в душе его что-то произошло. Что конкретно, отец Андрей не говорит: устал, метался, искал. Нашел духовного наставника отца Георгия Удовенко. Тот и привел его к новой жизни – альпинист и бизнесмен Андрей Мнацаганов поступил учиться в Ростовский филиал Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Затем получил диплом религиоведа в ЮФУ. А в 2009-м его рукоположили в сан иерея и направили служить в приход Святых Царственных Страстотерпцев в поселке Красный Сад Азовского района. Вне церковных стен отец Андрей служит и за решетками донских тюрем.
Именно последний факт и стал первопричиной того, что отец Андрей начал принимать в свой дом бывших заключенных.
– Это была безвыходная ситуация. Я видел, что люди выходят в никуда. От кого-то отказались родственники, кто-то сам не хочет или некуда вернуться. Что им делать? Украл, выпил - в тюрьму? Естественно, всех пристроить мы бы не могли, но что-то делать было необходимо. Тогда, пять лет назад, еще никто не знал, как образуются подобные центры. Мы придумывали все сами, - объясняет священник.
Отец Андрей проводит меня в дом. Пахнет оладушками и стиральным порошком. Видно, что недавно здесь мыли полы. Большой холл на первом этаже, в центре - стол, две длинные скамьи и стеллажи с книгами вдоль стен.
Ассортимент книг с уклоном в патриотическую тематику – Островский, Полевой, Шолохов.
- Читают? – спрашиваю.
- Читают, а почему нет? – улыбается батюшка. – И многие для себя наших классиков впервые открывают. Удивляются, что хорошо пишут.
- А вы всех желающих в дом берёте?
- Нет, только тех, кто хочет нормально жить, но им некуда вернуться. Вот Александр Петрович, здесь временно, пока не наладит оборванные за четырнадцать лет семейные связи. Или вот Роман - до тюрьмы попал в беду, продал все на свете. Один, как перст. За пять лет через наш дом прошли около 350 человек. И это те люди, которые нашли в себе силы обратиться за помощью. Многие же не могут переступить через гордыню или трудностей боятся.
«Мы не выгоняем – сами уходят»
Прежде чем поселиться на Щербакова, освободившиеся подписывают документ, где обязуются на территории дома не пить, не курить, не употреблять наркотики, не водить женщин, не сквернословить и не воровать. То есть соблюдать заповеди и самые простые правила общежития – дежурить, помогать в домашней работе. Бесплатно жить можно несколько месяцев, а потом, будь любезен, выходи на работу и вкладывай свою тысячу в общий котел – на еду и коммуналку.
- Но приходят-то к вам не праведники. Как справляетесь?
- Конечно, не праведники. Каждый, кто прибывает сюда, поначалу пытается установить свои законы. Сейчас в доме находятся первопроходцы - это те, кто отбывал срок в первый раз. Бывают и рецидивисты. У них особенный взгляд на мир, и они сразу пытаются здесь самоутвердиться. Начинаются разговоры: «Пить нельзя? А почему? Где в Библии это написано?» Чего тут только не происходило поначалу: и лукавили, и подставляли, и дрались. Пока мы не пришли к одному правилу: за каждое нарушение — выгоняем.
Пока мы разговаривали, засвистел на втором этаже чайник, и меня пригласили на вечерний чай с постными оладьями. Оказывается, мне повезло – на кухне сегодня заправлял Толик. Он бывший предприниматель – теперь увлекся кулинарией. Выпечка у него, и правда, на высшем уровне.
Отец Андрей показал комнаты второго этажа – их здесь четыре. Все оформлены очень аскетично – книги, иконы. Ни фотографий родственников на тумбочках, ни каких-то украшений. Разве что резные кресты и иконы – еще одно увлечение талантливого Анатолия.
- Неужели хватает денег на содержание такого большого дома? - спрашиваю.
- Сейчас, слава Богу, помогает фонд Анастасии Узорешительницы. В этом году расходы мы делим пополам. А до этого платил я. Потом, мы участвуем в конкурсах на социальные проекты. Если проект нравится, выделяют деньги на его развитие – 200-300 тысяч на год. Немного, но все-таки. Выиграв первый конкурс, мы приобрели мебель и библиотеку.
- Но надолго у вас не остаются?
- Нет. Хотя мы не выгоняем – сами уходят. Психологами доказано, что реабилитация человека занимает половину срока, который он отсидел. Поэтому как-то пробиваются сами, где-то мы договариваемся. У меня много друзей по бизнесу осталось. Есть контакты – кого-то в автомастерскую пристроим, кого-то сварке обучим – сегодня сварщиков с руками берут. В кузнецы тоже возьмут с удовольствием. Я ведь и сам кузнец. Было бы желание…
«Кто хочет опять сесть, сядут»
За окном наступили сумерки. С работы по одному возвращаются постояльцы. В доме их сегодня восемь. Все озабочены моим появлением – здороваются и убегают, стесняются.
- Отец Андрей, - спрашиваю, – может, были в вашем доме счастливые истории?
- К сожалению, нет. Здесь нет сильных, уверенных в себе людей. Сегодня они каются, а завтра снова совершат проступок. Выбираются немногие. Только те, у которых есть цель – выбраться. Проблема в том, что их к этому выходу не готовят. Хотя нужно было бы за несколько месяцев до освобождения отпускать заключенных на поиски работы. Это мы видим в западных фильмах. А у нас отпускать боятся. Хотя они-то все равно выйдут. И кто хочет опять сесть, сядут. Или вот еще проблема: почему не освободить заключенного, которому положено отсидеть девять лет, а он уже отсидел шесть, по УДО? Выпустите его, пусть он эти три года не в тюрьме проведет, а на воле. У него будет мотивация к труду, к новой жизни. Но отпускают единицы. А после четырех лет за решеткой у человека происходят необратимые изменения в психике. До этого срока ты еще не влился в систему, а после того, как отсидел пять лет, тебе кажется, что ты здесь жил всегда. Что твоя кровать — шконка, что барак — это дом. И правила, по которым там живут, — единственно верные. Поэтому я не вижу смысла держать человека годами, если его поведение вызывает доверие. К тому же ежемесячно государство тратит на одного заключенного почти 30 тысяч рублей. Я ведь — секретарь Донской митрополии объединенной комиссии по тюремному служению, правозащитник, в комиссии по помилованию при президенте состою, член общественного совета при ГУФСИН. И при каждой возможности говорю об этом. Но пока подвижек нет…
Мы допили чай. Я выслушала еще несколько историй о том, какой разной бывает жизнь. А когда засобиралась домой, молчаливый Александр Петрович остановил меня в фойе и тихо попросил: «Вы только наши фамилии не пишите. У меня дальние родственники есть, встану на ноги, поеду к ним. Не хочу, чтобы про то, что сидел, знали…»
Светлана ХЛЫСТУН