Жертвы и герои

За круглым столом, состоявшемся в «Дон-Медиа», собрались лидеры общественных организаций, поискового движения, историки.

Утром 11 августа в донской столице состоится Марш живых, который еще называют Маршем мучеников или Маршем памяти жертв фашизма, расстрелянных в Змиевской балке. Его участники, среди которых, как предполагается, будут делегации других, и не только российских, территорий, а также представители дипломатического корпуса нескольких стран, пройдут колонной тем путем, которым шли тысячи мирных граждан Ростова к месту своей гибели. Этих людей фашисты приговорили к смерти по единственной причине: национальному происхождению. 

Двумя расстрельными днями 11 и 12 августа 1942 года Змиевка не насытилась. О том, что предшествовало началу этой страшной трагедии и что было после, а также о некоторых проблемах, связанных с увековечиванием памяти жертв фашизма и переакцентированием некоторых моментов истории Великой Отечественной войны, шла речь за круглым столом, состоявшемся накануне в «Дон-Медиа». В нем участвовали лидеры общественных организаций, поискового движения, историки.

Свой рассказ о трагедии Змиевки известный военный историк, старший научный сотрудник Южного научного центра РАН Владимир Афанасенко предварил документальным героико-драматическим прологом. Оккупанты ворвались в донскую столицу обозленными и озверевшими, поскольку захват города дался им дорогой ценой. К сожалению, прикрывая отход сил Южного фронта, полегла и значительная часть личного состава нашей 56-ой армии. Оккупанты начали с того, что уничтожили раненых и жестоко расправились с местными жителями, которые пытались укрыть у себя красноармейцев.

Массовое уничтожение евреев в Змиевской балке было обставлено как их отправка к другому, более комфортному для них, месту жительства. Немецкий комендант города убедил Совет старейшин местной еврейской общины обратиться к единоверцам с призывом в назначенный срок собраться в определенных для этого пунктах. Такое воззвание было опубликовано за подписью доктора Лурье и растиражировано. 

Жертвами ростовского холокоста, по оценке исследователей, изучавших этот вопрос, также стало от полутора до двух тысяч смешанных семей (то есть тех, в которых еврейской национальности был только один из супругов). При этом никто из супругов-неевреев не отрекся от своих родных и близких. Все предпочли разделить с ними их печальную участь.

Впрочем, один такой случай во время работы круглого стола мне вспомнился. Он – особый. И не документальный, а из художественной прозы. Из повести Виталия Семина о предвоенном и оккупированном Ростове «Ласточка – Звездочка». 

Один из ее юных героев – Эдик Камерштейн, полукровка, вернувшись из летнего школьного лагеря, увидел дверь своего дома опечатанной. Он идет в комендатуру и спрашивает у немецкого офицера, как ему теперь быть, куда податься, а тот, узнав, что мама Эдика – еврейка, а папа – немец, из добрых ли побуждений или развлекаясь игрой в психологию, интересуется у мальчика, кем он сам хочет считаться: немцем или евреем. Эдик говорит, что немцем, офицер, смеясь, его отпускает. Мальчик остается жив, но на душе от этой спасительной лжи у него тяжело и противно. Эдика приютила русская семья, и это уже вымысел, основанный на большом количестве документальных фактов. Опять-таки, по оценкам исследователей, благодаря добрым и смелым ростовским жителям, прятавшим еврейских детей в своих домах, выдававшим их за собственных родственников, могло быть спасено немало жизней.

Далеко не все ростовские евреи поверили оптимистичному призыву доктора Лурье. И тогда оккупанты пошли на провокации, целью которых было продемонстрировать, что оставаться в Ростове евреям небезопасно. К примеру, поджигались дома, где жили евреи. Таких случаев было немного, но они сразу же становились известны всей общине. 

А в районе Змиевской балки уже все было готово к уничтожению огромного количества людей. Ямы-рвы вырыла арбайт-команда, которая по окончании работы была уничтожена. Пришедших на пункты сбора евреев разделили на несколько групп. Первыми, во избежание сопротивления, уничтожили мужчин. В это число вошли и подростки, и старики.

Детям, разъединенным с родителями, велели разбиться по парам и выстроиться, взявшись за руки. Когда в твоей руке – рука товарища, не так страшно. Дети немного успокоились, так, парами, их и подвели к специальным боксам. Якобы для медосмотра. Там немецкий доктор-палач говорил ребенку, что хочет осмотреть его горлышко. Ребенок открывал рот, негодяй смазывал горлышко жертвы каким-то ядом. Доктор-палач уничтожил несколько тысяч детей.

За два августовских дня 1942 года немцы истребили, по разным оценкам, от 13 до 15 тысяч ростовчан, которых отнесли к «недочеловекам». Массовые казни в Змиевской балке продолжались на протяжении всего времени второй немецкой оккупации донской столицы. Здесь убивали партизан и подпольщиков, а также подозреваемых в связях с ними, военнопленных. По свидетельству жителей окрестных домов, 5 декабря 1942 года в Змиевке расстреляли группу дезертиров – румынских солдат и офицеров. В последний раз свою страшную дань Змиевская балка приняла менее чем за двое суток до освобождения Ростова. Это были ростовчане, арестованные гестапо и находившиеся под следствием. 

Общее количество жертв Змиевки – 27 тысяч человек.

По мнению Александра Жукова, руководителя военно-патриотического клуба «Рысь», с распадом СССР некоторые оценки в отношении событий Великой Отечественной войны стали смещаться. Не миновала эта тенденция и тему массового уничтожения оккупантами мирных граждан. Теперь в России, как и в других странах, которые подвергались гитлеровской агрессии и полностью или частично находились в оккупации, разговор о судьбе евреев в этот период – это преимущественно или исключительно про холокост.

– Судьба советских евреев тесно переплетена с судьбой нашей советской Родины, – считает Александр Жуков. – Наша Родина, в отличие от большинства других стран, вступила в открытую схватку с фашизмом. Множество советских евреев вое­вало на фронтах Великой Отечественной, совершало героические подвиги, состояло в комсомоле или в партии. Сегодня многим на Западе (и, к сожалению, не только) не нравится, когда напоминают об этом, о подвигах советских людей, о нашем противостоянии и нашей победе – общей, всего советского народа. Мы скорбим о павших, безвинных жертвах, но это чувство не должно заслонить гордость за героические подвиги советских людей.

А Владимир Афанасенко в завершение круглого стола высказал интересную идею. Мемориал жертвам фашизма в Змиевской балке обладает большой эмоциональной силой. Монумент, созданный ростовскими скульпторами Борисом и Евгенией Лапко, – это символ духовной стойкости советских людей, их готовности сопротивляться до последнего. Но не стоит ли подумать о создании в другом месте еще другого памятника – именно тем людям, обычным мирным жителям, которые были лишены жизни лишь потому, что так было предписано человеконенавистнической идеологией нацизма?