Какая я беспомощная и старая, мне очень много лет, даже страшно подумать сколько, если я доживу до 21 июня этого года, мне будет 89 лет. Зовут меня Белашева Ираида Ивановна, я участница Великой Отечественной войны. Живу в Новочеркасском доме-интернате для престарелых и инвалидов, у меня отдельная комната — это хорошо.
В комнате я и моя память. Я не живу сегодняшним днём, не знаю, какой день и число, какое время года. Только когда
Разбудили нас крики, плач. В комнату вбежала какаято женщина и еле прошептала: «Война».
Какая ещё война? С кем? С Германией был недавно подписан акт о ненападении. Мы выбежали на улицу и увидели, как люди с чемоданами, рюкзаками куда то спешили. Первая мысль была у нас: сейчас же уехать домой, в Новороссийск, к родителям. Но уехать уже было невозможно, на вокзалах было огромное количество людей, они штурмом брали поезда, билетов не было. Всё, что происходило потом, было похоже на страшный сон.
Жизнь в блокадном Ленинграде я буду помнить до конца своих дней.
С первых дней войны мы с Ниной были прикреплены к военкомату, наша задача была кормить людей, которые строили оборонительные рубежи. Как сейчас, я помню июльский день 1941 года: мы погрузили баки с едой на полуторку, сами сели в кузов и поехали к нашим ребятам из общежития, которые рыли противотанковые рвы. Вёз нас пожилой водитель. Издалека доносились взрывы и стрельба. Мы уже почти доехали до места, как вдруг увидели наш самолет, он летел очень низко, мы стали махать руками, приветствовать его, но в ответ самолёт стал стремительно снижаться и обстреливать нас. Но не попал в нас, грузовик доехал до окопов, а самолёт полетел дальше. Мы совершенно ничего не понимали, что происходит. Возле траншеи начали сгружать баки с едой, а затем стали громко звать ребят, чтобы шли кушать. Нам никто не ответил, спрыгнув в траншею, мы увидели наших мальчишек, они были все мертвы и почемуто одеты в солдатскую форму, хотя ещё утром они были в своей одежде. Начался страшный артобстрел, мы все трое побежали в лес. От всего увиденного, от страшного грохота я на
Позже я узнала, что на наш аэродром был сброшен немецкий десант, наши лётчики погибли, а немцы воспользовались нашими самолётами и беспрепятственно пересекали линию фронта, бомбили наши укрепления. Я осталась совершенно одна в чужом огромном городе.
Вскоре меня перевели в госпиталь, который находился на Васильевском острове, скорее всего, раньше здесь была школа. Раненых было много, кроватей на всех не хватало, многие лежали на полу в коридорах, это были военные и гражданские люди, пострадавшие, когда рыли оборонительные сооружения, или жители города, пострадавшие от артобстрела. Медикаментов не было, с каждым днём всё хуже становилось с питанием. Я жила в госпитале, потому что жить было негде. Каждый день был похож на предыдущий. Я не помню, когда ложилась спать, когда вставала. Всё делала автоматически: кормила раненых, мыла полы, стирала, писала письма, делала всё, что говорили. Я перестала смотреться в зеркало, чтобы не видеть чужое, измождённое, худое лицо, волосы выпадали прядями, пришлось отрезать косы.
Мы слышали, что несколько продовольственных складов были взорваны и разграблены. Город оказался в блокаде, наступили страшные дни голода и холода.
Я перестала даже думать о том,
В начале 1943 года доктор сказал мне, что если я не уеду сейчас, то вряд ли выживу. Я тогда походила на ходячий скелет. Через несколько дней я прощалась со всеми ранеными и персоналом, слезы застилали мне глаза, я знала, что больше я никого не увижу. Все желали мне долгой и счастливой жизни. Когда я снимала халат, то обнаружила в карманах у меня кусочки сахара, кусочки сухарей, как будто каждый отдал кусочек своего сердца, своей жизни.
Я села в кабину полуторки, и водитель повез меня через Ладогу по «дороге жизни». мне казалось, что это был пожилой человек, но когда я его спросила: «Дедушка, сколько вам лет?» он засмеялся и ответил: «Столько же, сколько тебе, бабушка!» Мне было чуть больше 21 года. Вот такие мы были в блокадном Ленинграде молодые старички.
А потом меня и многих других повезли в глубь страны на поезде. На станциях продавали горячую картошку, соленые огурцы, капусту, пирожки. Я забыла вкус этой еды.
Только через несколько месяцев я пришла в себя. Мне предложили поступить в военное училище связи, тогда в военное время шли ускоренные выпуски офицерского состава. В апреле, после окончания военного училища в Барнауле, мне присвоили звание младшего лейтенанта и отправили на фронт. Я попала на 1-й Белорусский фронт, служила при штабе полка стенографисткой, телефонисткой. Вместе с полком прошла Польшу, повсюду видела разрушенные и сожженные города.
Победу встретила в Германии, в Берлине.
Сколько было радости, гордости, что мы победили.
В конце войны я познакомилась со своим будущим мужем Александром Андреевым. Он был сержантом, служил посыльным при штабе полка, видный такой. Почему он остановил свой выбор на мне, не знаю. Меня он взял тем, что в разрушенном Берлине умудрялся найти букетик цветов, дарил платочки, украшения. Я про себя называла Сашу маркизом за его галантность.
Демобилизовалась в 1946 году и вместе с Александром вернулась домой.
Прожили мы с Сашей более двадцати пят лет. было все в нашей жизни: расставались, вновь жили вместе. От него я родила двух дочерей Валю и Галочку, он очень хотел сына и все упрекал меня в том, что я не родила ему наследника. Было в послевоенной жизни много чего хорошего и плохого.
Я знаю и помню, что у меня две дочери, внуки и правнуки, жаль, что они не помнят меня.
Я каждую ночь засыпаю с надеждой увидеть сны из моего детства и юности, увидеть вновь дорогие мне лица. Ираида Ивановна Белашева не дожила
Похоронили И.И.Белашеву за счет государства.