Дорога к своим

— … В конце 1942 года мы были на Украине, недалеко от Дебальцево. Я тогда уже служил в разведке 261-й стрелковой дивизии 978-го с/полка. Как-то ночью послали всех разведчиков доставить «языка» в другую часть, километров за 20. Когда утром вернулись, наших и духу нет! Отступление. Дождался лишь старшина роты, выдал продуктов на одни сутки и сказал, чтобы мы догоняли часть.

Вот наша разведка и двигалась в хвосте отступающей дивизии. В города и села не заходили, двигались глухими дорогами. Догнали только в Ростовской области. Нам приказали прикрывать отступление. Выбили нас немецкие самолеты, выжили лишь несколько человек.

Дивизия снова ушла, никто нас не принимает в свою часть. Ростов был отрезан, все отступали. Командир останавливал машины, но никто нас не брал. Прорывались через окружение, почти дошли. Но тут меня свалила горячка. Раненая рука воспалилась. Меня оставили в одной станице, там оказался земляк, он приютил.

Только начал вставать — приходят немцы. Нас всех собрали на площади. С переводчиком на машине подъехал офицер. Говорит, что они победили. Кто желает, может вступать в их армию, а остальные пусть идут домой. Но тех, кто не записался, согнали в одну толпу, сказали, что повезут в какой-то колхоз. И гражданских, и военных. Привели к железной дороге, сказали ждать. Но охраны не было. Я говорю, давайте разбегаться понемногу, но никто не соглашается.

Я тогда встал и пошел домой. Шел уже открыто по дорогам. Нас много таких одиночек было. Мимо ездили немцы на автомобилях, смеялись. Но не трогали. Потом я решил, что какой-то дурак может и шмальнуть, и пошел огородами. Дошел домой, снова свалился. Отец рассказывал, что приходил староста и сказал, что, как очухаюсь, чтобы выходил на работы. Кто не будет работать, того немцы посчитают партизаном и расстреляют.

Мужчины, которые пришли с фронта, стали работать в колхозе. Меня отрядили на кухню. Руководили нами два немецких офицера. Как-то отвозил я им овощи и услышал, что война еще не окончилась, и идут бои. Они не знали, что я по-немецки чуток понимаю. Тогда я сказал это своим. Мы стали по огородам и посадкам собирать мины и гранаты разные, что не разорвались. А я их хранил в пустых ящиках, луковой шелухой прикрывал.

Как-то утром прихожу, а на кухне двери сорваны, и никого нет. Убежали ночью немцы на юг. Через день наши пришли. Я командира позвал, отдал гранаты и сказал, чтобы меня с собой взял. Но они и так всех, кто от 1925 года рождения и кому не было 55 лет, забирали. Меня снова — в полковую разведку.

Уже в апреле, когда я пришел из ночного, меня вызывают. Говорят, что выдают новое обмундирование. Подхожу, а мне говорят: ты в плену у немцев был, тебе веры нет. А я говорю: я руки не поднимал! Так меня пленным и не записали, но из разведки перевели в «пэ-тэ-эры»… Свою дивизию я догнал уже на границе с Польшей, когда только выписался из госпиталя после очередного ранения…

…Он уволился в запас 12 мая 1946 года, через десять лет после призыва. Домой отправился из Варшавы. Вернулся в родной хутор, стал работать в колхозе. У него родились пятеро детей, девять внуков. Умер гвардии сержант Иван Семенович Стаценко в 2004 году, не дожив год до своего девяностолетия.