А потом – что?

«Мальчики, подождите!»– сквозь толпу пассажиров автобуса, ждущих, когда подойдет их очередь перед пограничным пунктом ДНР, пробивалась бабушка. Она живёт здесь неподалёку, в соседнем хуторе, и с недавнего времени ходит вдоль очереди автомобилей, грузовиков и автобусов: «Чай, кофе, пирожки-и-и!». Сейчас ей очень хочется накормить-напоить парней в камуфляже, что едут с нами в автобусе Донецк – Ростов.

Те благодарят и отказываются, но бабушка настойчива – и ребята берут по пирожку и пластиковому стакану с чаем. Пытаются заплатить – бабушка почти в слезы: «Да у меня сын в ополчении!». Она полюбовалась, как парни едят её пирожки, наконец улыбнулась и потащила свою тележку дальше. В принципе, это был единственный случай за всю мою поездку в Донецкую народную республику, когда людей в камуфляжной форме хоть как-то выделяли из толпы.

А очередь все не двигалась: если пересечь границу в Новороссию через пограничные пункты Ростовской области можно за 3-4 часа, то обратно даже на рейсовом автобусе по «зелёной полосе» – вдвое дольше. На машине здесь можно простоять в очереди сначала к пункту ДНР, а потом к российскому и до полусуток – на паспорта тут почти не смотрят, зато вещи перетряхивают основательно. «Если у кого есть «сувениры», лучше сразу выкидывайте! – волнуется водитель нашего автобуса. – Что везут? Да все везут, как дети! И патроны, и гранаты. Недавно у одного пистолет из-за голенища вытащили, так тот обиделся – это ж не оружие, а трофей! А мы потом стояли почти сутки всем автобусом на дополнительной проверке». Как потом подтвердили пограничники обоих пунктов, попытки ввезти оружие, наркотические вещества и просто контрафактную продукцию с прошлой осени увеличились в геометрической прогрессии – на войне многие пытаются нажиться. Это портит жизнь не столько правоохранительным органам (при всей хитрости контрабандистов вычисляют их сравнительно оперативно), сколько обычным жителям. Беженцам, перевозчикам гуманитарки и предпринимателям, прорывающим экономическую блокаду региона, приходится стоять в пробке по 10 – 14 часов.

...Наш автобус продвинулся почти к шлагбауму, но снова встал: с проверки ещё не уехал предыдущий – его пассажиры только проходили контроль. Мы снова вылезли на свежий воздух, заодно и на экскурсию: как раз остановились около пограничного ангара и стоянки служебных машин. Точнее, того, что от них осталось, – такое ощущение, что их специально решетил какой-то огромный злой ребёнок: ни одного «живого» участка, дырки распределились на стенах и технике почти равномерно.

Для Людмилы Корешковой такая картина привычна – примерно так же ещё недавно выглядело крыло школы в Петровском районе Донецка, где она работает директором. Уроки, кстати, не прерывались – были времена, когда в полуразрушенной школе детям было и безопаснее, и спокойнее. Сейчас, с началом летних каникул, она едет через Ростов в Крым – лично договариваться с симферопольскими властями перевести к ним пострадавших детей на лечение. Она считает, что если школы и больницы стоит оперативно чинить – что и делают, то вот такие следы «антитеррористической деятельности» нужно сохранить в неприкосновенности. А потом, когда все закончится, возить на обязательные экскурсии жителей Западной Украины в воспитательных целях. «Насколько подействует? Ну должно хоть что-то екнуть у них в душе, – считает заслуженный педагог. – Не звери же они, просто не знают правды».

Про политику в поездке этой ни с кем не говорили. Но «Чем это все закончится?» звучало постоянно. Ответа нет ни у кого.

Стоит отметить, что категоричных сторонников присоединения Новороссии к России – меньшинство, как среди жителей Донецка, так и среди россиян. Большинство надеются все-таки на некое подобие конфедерации – единого с Украиной (а может одновременно и с Россией) экономического пространства при сохранении политической независимости. «Как бы ни возмущались наши местные политики, особенно от военных, предложенный выход «минских соглашений» действительно устроит большинство», – чаще всего слышала я. Но вот как даже при таком варианте обычные люди по окончании боевых действий будут общаться со своими западными соседями – не знают даже те, кто искренне считает правительство ДНР террористами (да, есть в Донецке и такие, вполне живые и свободные – около 5-10 %, чаще всего «работники интеллектуального труда»).

Что могут сказать жителю Львова жильцы уже почти сровненного с землей посёлка Октябрьского? Как вообще найдет в себе силы цензурно и воспитанно поговорить хотя бы на нейтральные темы с киевлянином чернобылец Павел, от чьего дома осталась лишь труба да половинка чугунной ванны? О каких «демократических ценностях» можно будет заикнуться перед сотнями жителей ДНР, попавшими под обстрелы в пунктах выдачи гуманитарной помощи?..

Впрочем, о кровавой мести здесь если и грезят, то единицы. В городах и поселках Донецкой народной республики мечтают о мире: «Пусть просто оставят нас в покое, – слышала я практически от каждого. – Не хотят платить пенсии, не желают с нами торговать, считают людьми второго сорта? Ну и чёрт с ними, пусть просто перестанут стрелять. А мы как-нибудь сами...»

А ещё всех здесь беспокоят дети, на чьих глазах мир превратился в войну. «Я буду мстить», – спокойно говорит семилетний пацан. Без злобы и агрессии констатируя: «Они ответят за все». Это спокойствие ужасает похлеще любой истерики. Каким вырастет новое поколение Донбасса, даже если война закончится прямо сейчас, сказать трудно. И хватит ли у них великодушия родителей если не возлюбить врагов своих, то хотя бы пожалеть, – ещё вопрос.