Про шкрабов и Учителей

Однако будем откровенны: жесткое неблагополучие нашей школы давно уже стало общим местом.

Кто постарше, хорошо помнят зависимое положение учителей при советской власти. Чем­то оно напоминало нынешнее. Чем­то, но не всем, поскольку в те времена в советской школе все­таки появлялись смелые новаторы, творцы, личности, Учителя с большой буквы: Шаталов, Амонашвили… Сегодня таких не видно, и боюсь, что они не могут появиться у нас в принципе. Несмотря на всю систему профессиональных конкурсов, грантов и непрестанные реформаторские потуги. К привычному административному прессу новые времена добавили мощный коммерческий довесок. Педагога уже давно не рассматривают как наставника и воспитателя. Похоже, функция воспитания если и не удалена совершенно из современной школы, то уж точно отодвинута на далекую периферию образовательного процесса. Учитель здесь — всего лишь «продавец знаний» в сфере обслуживания под названием «образование». Ну, и сборщик «оброка» с родителей… И отношение к нему соответствующее.

Красноречивое подтверждение тому я нашел на днях в блоге губернатора. Обратившийся к В.Ф. Чубу человек предпочел укрыться за ником, не указав никаких других своих данных, но описанная им ситуация более чем типична. Впрочем, судите сами — приведу это обращение полностью:

«26.03.2010. Учитель. 

Уважаемый Владимир Федорович! Работаю в школе больше 20 лет, имею высший разряд, классный руководитель. С января этого года нам перестали платить субсидию за классное руководство. Обещают когда-нибудь выплатить, на вопрос «когда?», отвечают: «скоро». У меня вопрос: классное руководство оплачивается государством или это общественная нагрузка? Моя зарплата составляет 8,5 тыс. рублей».

Очевидно, что при такой системе не очень­то навыступаешься. Наиболее  благоразумной оказывается тактика безразличного молчания. Что и проиллюстрировала со всей наглядностью дикая «иркутская история». Учитель будет молчать — хоть пинай его вместо футбольного мяча, хоть заворачивай в волейбольные сетки. Байка о том, что несчастная учительница физкультуры в силу склероза не помнила о жутковатых проказах своих учеников, а потому, мол, не могла рассказать о них, мне лично представляется не слишком свежими макаронными изделиями, которые старательно пытаются разместить на ушах общественности. Хорошо, пусть склероз, но коллеги­то что?! А то же самое: будут молчать при любых обстоятельствах, являя миру партизанскую стойкость… Интернету, где безмозглые детишки выставили напоказ свои ущербные потехи, отдельное спасибо: в последнее время он явно становится все более мощным катализатором общественного сознания.

Сейчас же вернемся к нашим… с позволения сказать, деткам и устроенной ими на всю Всемирную паутину забаве. Мы с вами тут, помнится, еще недавно приходили в ужас от телесериала «Школа», а отдельные даже требовали его закрыть. И получили реальность, намного превзошедшую телевизионные страсти. Сериал, показывающий до чего способна дойти наша сфера образования, оказался пророческим, и его создатели ошиблись лишь в одном: в темпах деградации.

А недоросли — они  недоросли и есть. И  при всей их мерзопакостности оказываются такими, какими растит их общество. Жестокость всегда была присуща юным созданиям, но только общественная атмосфера способна либо сдерживать ее, либо ей потворствовать. Сегодня можно сколь угодно мощно сотрясать воздух, призывая кары на головы подонков и понося фактически покрывавшее их школьное начальство. Можно вовсю громыхать суровой буквой Уголовного кодекса. Только не надо забывать, что никакие кодексы никогда не станут выше нравов, царящих в обществе. Охаиваемый ныне Маркс и тут оказывается стопудово прав: экономический базис продолжает диктовать правила игры надстройке. Так что кому еще не ясно, по каким правилам сыграли в «иркутской истории» ученики и их добрые учителя, — пожалуйста, к классику…

Есть такое прекрасное понятие, как профессиональная солидарность. В нашей педагогической среде незаметно подменила его  круговая порука. И в который уже раз произошло превращение Учителя в шкраба. Так после революции 17­го года, отряхнув с усталых ног «прах старого мира», победители попытались назвать педагогов: школьные работники — сокращенно шкрабы… Отвратительная аббревиатура эта вызвала оторопь даже у не склонного к сантиментам Ильича. Однако суть отношения тогдашней власти к учителю не изменилась.

Осталось оно прежним и при власти нынешней: разве что более грубо учителю указывается на его место. А тех, кто мог бы напомнить нынешним «школьным работникам» об их достоинстве и солидарности, увы, все меньше. Нет уже людей, подобных покойной Людмиле Михайловне Колесник. Возглавляя донской профсоюз работников образования в жестокие 90­е годы, она сумела превратить его не только в инструмент защиты трудовых и социальных прав, но и в силу, сплачивавшую учителей, поддерживавшую в каждом из них понимание своего предназначения.

Такие люди уходят. И остается надеяться на немногие учебные заведения, где, как в ростовской Гимназии Юных Исследователей, учителя и ученики — часть одного большого братства. Где царит дух преклонения перед Знанием. А еще — на инстинкт самосохранения общества, для которого «иркутские истории» — симптом весьма показательный и столь же опасный.